На краю бездны

Как ни странно, когда я отправлялся сюда, никто не оговаривал, какую информацию я могу раскрывать, а какую – нет. Я просто дал в свое время стандартную подписку о неразглашении, и когда меня «принимали» в МИД, в числе прочего я дал еще одну расписку, более подробную. Но любое элитарное государство строится на том, что элита знает, что нужно делать, и делает это, и брать на каждый случай расписку о неразглашении – значит серьезно оскорбить дворянина. Теперь решение предстояло принять мне – какую часть информации следует выдать, какую приберечь и чем это может закончиться. Самый главный риск – я не был уверен в том, кто сидит передо мной и на какой стороне он играет. Наивные люди думают, что разведка знает все и про всех, но на самом деле это не так. Ни одной из российских разведслужб, например, так и не удалось точно установить, кто на самом деле был организатором событий 9/10 и что хотели этим сказать террористы, направляя огромный самолет на переполненное людьми здание. Любой террористический акт – это, прежде всего, вызов, и совершающий теракт террорист хочет что-то поведать всему миру. События 9/10 были страшны тем, что как раз мотив-то и не удалось установить. Что же касается версии, что это подстроили сами североамериканские власти, она не выдерживала никакой критики. За редким исключением американцы органически неспособны к тайной деятельности, и если кто-нибудь задумал бы такое, никакие расписки, никакое ограничение круга посвященных лиц не защитило бы информацию, как мешок не может защитить шило. Единственно, что мы знали точно – мы это не делали.

– Сэр, я бы хотел, чтобы диктофон оставался выключенным.

– Это возможно.

– Тогда я расскажу вам интересную и занимательную сказку. Есть такой сборник восточных сказок – «Тысяча и одна ночь», так вот эта сказка туда не вошла, потому что если рассказать ее даже взрослому человеку, он потом не сможет уснуть. Итак, в одном восточном государстве правил жестокий и коварный правитель, назовем его… ну, скажем, Халифом. И было у него два сына – старший и младший. Халиф не просто был жестоким – он залил страну кровью во время своего правления, и люди ненавидели его. Но Халиф был не только очень жестоким человеком, он был хитрым, циничным и дальновидным правителем. Так получилось, что в его государстве основой режима была армия, она его привела к власти – и она же его могла сбросить в любой момент, как он сам сбросил с трона своего предшественника. Он знал, что положение его весьма шаткое, он был вынужден поддерживать некое равновесие между армией, которая угнетает, и народом, который многочислен, но угнетен. В его стране было немало всякого добра, да и внешний враг ему не угрожал, потому что он вовремя заключил вассальный договор с могущественным и огромным, в десять раз большим, чем его страна, государством, и теперь мог быть спокоен за сохранность границ. Но вот в чем дело – он хотел лично решать судьбы мира, он не хотел просто жить и царствовать в той стране, которую милостиво дал ему Аллах, он хотел царствовать над половиной мира, а возможно, и над всем миром. И он хотел уцелеть сам и передать трон своему сыну, а это было сложно сделать, в его стране за последние сто лет ни один халиф не умер своей смертью, да и он сам восседал на троне, залитом кровью предыдущего тирана. К тому же он был умным человеком и понимал, что нельзя отправляться в поход, желая захватить мир, с армией, которая спаяна круговой порукой злодеяний, и народом, который ненавидит его. Ему нужна была опора. Ему нужно было, чтобы его не боялись, а боготворили, считали живым богом и шли за ним не по велению страха, а по голосу веры, веры искренней, мистической. Он понимал и то, что люди никогда не простят ему содеянного, а армия никогда не выступит в завоевательный поход, ибо грабить собственный народ сытнее и безопаснее, чем воевать с чужим. Он долго искал выход из ситуации и наконец нашел его.