На краю неба

— Боже мой… — выдохнула Катя. — Я тебя в следующем году вообще не увижу.— Это будет трудно. В конце января саммит «Драгоценные металлы» в Москве, в конце февраля «Global Metals&Mining Conference» во Флориде, потом симпозиум в Торонто. — Сжал ее ладонь, Катя ответно сомкнула пальцы, и Дима почувствовал, как по его руке побежало благодатное тепло.

— Ты совсем уйдешь в это направление, с головой.

— Да.

— А остальное?

— Номинально.

— Понятно. А то, что здесь, по ювелирке? — округло выразилась, не решаясь упоминать вслух имя Агаты.

— Мелочи. Я не буду этим заниматься лично. У меня вообще нет на это времени. Это все для поддержки бренда, а оно может работать и без моего личного вмешательства, я уже назначил ответственных.

Про себя Катя обрадовалась: какое разочарование для Адочки! — но не стала бурно выражать свои эмоции. Сказала другое:

— Ты даже не похвалил меня. Я все экзамены сдала, теперь весь январь отдыхать буду, а ты даже не похвалил.

— Я еще успею. Похвалю. Приедем домой и буду тебя хвалить, хвалить, хвалить…

— Крапивин, блин.

— Чего — Крапивин?

— Много чего, — улыбнулась она.

Глава 9

Я хочу написать вас, Катрин. Вот так, в полотенце и с мокрыми волосами. Катрин, позвольте?

— Ты мне теперь целый век будешь вспоминать это? Я не виновата, что он завалил к нам с утра так рано. Я кофе варила. Тебе, между прочим. — Прежде чем усесться на кровать, Катерина поправила на груди полотенце, свернула мокрые волосы в узел и заколола их шпилькой. К обожженной спине даже прикосновение волос ощущалось нестерпимо больно.

— О, да, он аж ошалел от увиденного. Катрин, какие глаза! А глубина взгляда! Шея, плечи! Это же духовная нагота, духовная!

— Может, надо было согласиться? Как думаешь? Попозировать ему, — с удовольствием поддела Крапивина.

— Не знаю, — ухмыльнулся Дмитрий в ответ, — но он такой бабник, он любит трогать женщин. Попробуй ему откажи. Богема эта, знаешь ли, обидчивая. Подумает, что ты его талант не оценила.

— Ты тоже. Любишь трогать женщин. Сам говорил, что мужские руки созданы, чтобы быть под юбкой.

— Я трогаю только свою. И то последние три дня не могу, — вздохнул с явным разочарованием. — Нельзя было тебя на солнце выпускать.

— Да, надо было держать только в спальне. — Уселась на расправленную постель и сунула Диме тюбик с кремом против солнечных ожогов. — Давай, Димочка, поработай ручками, намажь меня кремом.

— Точно. В спальне. В кровати. Целее была бы. Ромеро на тебя запал, весь вечер взгляд не мог отвести. Сволочь.

Катя рассмеялась:

— Наверное. Уже не знала, какой найти повод, чтобы уйти. Я, конечно, могу поговорить о современном искусстве и могу делать вид, что оно мне нравится, но не столько часов подряд.

— Даже я столько часов подряд не могу говорить о современном искусстве. Более того, Катенька, оно меня сейчас совершенно не интересует. — Осторожно наносил крем на плечи. Вчера к ним невозможно было притронуться, сегодня уже лучше.

— Я устала. У меня голова трещит.

— У тебя голова от вина трещит.

— Не от вина. А от ломаного русского Ромеро. А что ты возмущаешься, кстати? Сам потащился с ним на ужин. И меня потащил.

— Исключительно из культурных соображений. Но в одном я с ним согласен. И шея, и плечи, и духовная нагота… и просто нагота…

— Тяжко тебе, да?

— Очень.

— Я чуть-чуть ожила, так что можешь меня немного потискать.

— Не хочу немного. Хочу много. Много и долго.

— Знаю. — Глянула на него через плечо: — Когда ты называешь меня «Катенька», то думаешь только о сексе.

— У меня нет слов, чтобы опровергнуть твой вывод. А о чем мне еще думать, когда ты передо мной голая.

— Голая у меня всего лишь спина.

Спина. Ее красивая, стройная спина. Обожженная солнцем, но обласканная его руками, которые едва касаясь, втирали крем в воспаленную кожу. Только бы не сделать больно…

Катя вздрогнула и чуть подалась вперед.

— Извини.

— Ничего. — Со вздохом села ровнее.

Кончиками пальцев от округлого плеча к шее, к тому месту, где под кожей пульсировала жилка.

Он привык жить иначе…

Катя повернула лицо — тихий вдох коснулся его щеки.

И совсем не привык к таким отношениям: на вкус — как мята, на слух — как атональный джаз…

Она вздрогнула всем телом и оцепенела, предчувствуя новое касание. К груди, подрагивающей от ритмичного сердцебиения.

Но они случились, эти отношения. Как случается какое-то событие, которого втайне ждешь всю жизнь. Ничего подобного теперешнему не испытывал. Не понимал, за что любил Катю, но чем сложнее с ней становилось, тем больше он любил…

Улыбка тронула ее губы. И с этой улыбкой она его поцеловала, постепенно вкладывая в свой поцелуй все больше страсти и томности. Других ласк не нужно в этой скованности и отходе от порывистых объятий. В боязни неприятных прикосновений, продиктованных лишь любовной одержимостью и безумным влечением.

— Колючий, — приникла щекой к щеке, разворачиваясь к нему и обнимая плечи.

— Завтра побреюсь.

— Нет, не надо, мне так нравится. — С тихим смехом прижала его лицо к своей шее, вздрагивая от удовольствия.

Вдохнул ее запах. Так глубоко, будто до этого дышать не позволяли. Вдохнул, целуя и лаская.