Читаем На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества полностью

Черная смерть не единственная биологическая катастрофа, оставившая след в человеческой истории. Это даже не единственная великая эпидемия бубонной чумы. В 541 году нашей эры Византийскую империю охватила Юстинианова чума, которая за три года унесла жизни примерно 3 % населения планеты[334].

Когда в 1492 году европейцы добрались до Америки, обе популяции столкнулись с совершенно новыми болезнями. За тысячи лет в каждой из них сформировалась сопротивляемость собственному набору заболеваний, но к другим болезням они оказались крайне восприимчивы. Народам Америки, столкнувшимся с такими болезнями, как корь, грипп и особенно оспа, пришлось гораздо хуже, чем европейцам.

На протяжении последующего столетия завоевания и болезни нанесли по популяции колоссальный удар, масштаб которого мы, возможно, никогда не узнаем, поскольку совсем не представляем изначальной численности местного населения. Нельзя исключать, что в XVI веке Америка потеряла более 90 % населения, но эта доля может быть и гораздо меньше[335]. Кроме того, очень сложно понять, сколько жизней унесли война и оккупация, а не болезни. Приблизительный верхний предел оценки таков: Колумбов обмен мог уничтожить до 10 % населения земного шара[336].

Прошли столетия, и мир стал настолько взаимосвязанным, что возможной стала поистине глобальная пандемия. Незадолго до окончания Первой мировой войны по шести континентам и даже отдаленным тихоокеанским островам распространился губительный штамм гриппа (называемого испанским гриппом, или испанкой). Заболело не менее трети мирового населения, и от 3 до 6 % умерло от болезни[337]

. Жертв было больше, чем в Первой мировой войне, а возможно, и в обеих мировых войнах.

И все же даже такие события не становятся угрозой долгосрочному потенциалу человечества[338]. Во время страшных эпидемий бубонной чумы цивилизация в затронутых регионах пошатнулась, но затем восстановилась. В отдельных областях уровень смертности доходил до 25–50 %, но этого было недостаточно, чтобы уничтожить цивилизацию на всем континенте. Чума изменила судьбы империй и, возможно, существенно повернула ход истории, но тем не менее это дает нам основание верить, что человеческая цивилизация, вероятно, сможет выжить в будущих катастрофах с подобным количеством жертв, даже если их масштабы будут глобальными.

Как ни странно, пандемия испанки 1918 года оказала лишь незначительное очевидное влияние на мировое развитие, хотя и имела глобальный охват. Похоже, она затерялась на фоне Первой мировой войны, которая, несмотря на меньшее количество жертв, по всей видимости, гораздо сильнее повлияла на ход истории[339].

Не столь очевидно, какие выводы можно сделать о влиянии Колумбова обмена, поскольку достоверных данных у нас мало, а причин изменения ситуации много. Эпидемии явно сыграли свою роль в региональном коллапсе цивилизации, но сложно сказать, случился ли бы он, если бы болезни не сопровождались жестокостью колонизаторов и имперских властей.

Самый весомый аргумент, говорящий об отсутствии экзистенциального риска, сопряженного с естественными пандемиями, – это анализ палеонтологической летописи, проведенный в третьей главе. Вековой риск вымирания от естественных причин не может быть больше 0,1 %, поскольку другие значения не соответствуют данным о том, как долго существует человек и подобные виды. Но этот аргумент работает лишь в том случае, если риск для человечества сегодня не превышает долгосрочное среднее. С большинством рисков ситуация именно такова, но только не с риском пандемии. Своими действиями мы сильно усугубили его: пандемии теперь более вероятны, а причиняемый ими ущерб может быть значительно сильнее. Таким образом, даже “естественные” пандемии сегодня стоит рассматривать как отчасти антропогенный риск.

Сегодня на планете живет в тысячу раз больше людей, чем на протяжении основной части человеческой истории, поэтому возможностей для возникновения новых болезней человека стало существенно больше[340]

. Мы ведем сельское хозяйство так, что огромное количество животных живет в нездоровой среде в непосредственной близости от людей. Это повышает риск, поскольку многие серьезные болезни сначала возникают у животных и лишь потом передаются человеку. Примеры тому: ВИЧ (шимпанзе), эбола (летучие мыши), SARS (вероятно, летучие мыши) и грипп (обычно свиньи или птицы)[341]. Данные свидетельствуют, что болезни передаются людям от животных все быстрее[342].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В предлагаемой книге выделены две области исследования музыкальной культуры, в основном искусства оперы, которые неизбежно взаимодействуют: осмысление классического наследия с точки зрения содержащихся в нем вечных проблем человеческого бытия, делающих великие произведения прошлого интересными и важными для любой эпохи и для любой социокультурной ситуации, с одной стороны, и специфики существования этих произведений как части живой ткани культуры нашего времени, которое хочет видеть в них смыслы, релевантные для наших современников, передающиеся в тех формах, что стали определяющими для культурных практик начала XX! века.Автор книги – Екатерина Николаевна Шапинская – доктор философских наук, профессор, автор более 150 научных публикаций, в том числе ряда монографий и учебных пособий. Исследует проблемы современной культуры и искусства, судьбы классического наследия в современной культуре, художественные практики массовой культуры и постмодернизма.

Екатерина Николаевна Шапинская

Философия
Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия