На краю заката

Симонетти пожал плечами.

— Никогда не летал, не знаю. Можно и проверить, — он одним глотком осушил чашку остывшего кофе и добавил: — Ты платишь за билеты.

Хаомийская столица встретила их компанию проливным дождем и прохладой. Если юг наслаждался теплом и солнцем, то здесь погода говорила в открытую: скоро бабье лето, а там и осень. Шагая за Симонетти на стоянку экипажей, Дерек думал о том, что почти забыл родину. Казалось бы, прожил в Лекии совсем немного — а забыл.

Интересно, бывал ли здесь доктор Эттер? Весь полет Дерек таращился в окно на ночное небо, усеянное звездами, и мучительно размышлял о том, что же все-таки затеял человек, укравший его тело. Что такого могло случиться в Хаоме, что там понадобился именно Дерек Тобби?

Кьяра смотрела на него с сочувствием и интересом. В конце концов, Дерек устал от этого пытливого взгляда и полюбопытствовал:

— Со мной что-то не так?

Он запоздало подумал, что вопрос звучит просто ужасно. Да, с ним действительно кое-что не так, его душу зашвырнули в уродливое тело с бесчисленным количеством жировых складок — о чем тут можно спрашивать? Однако Кьяра улыбнулась и мягко погладила его по руке.

— Дерек, может, ты останешься в этом теле?

Дерек посмотрел по сторонам и с облегчением обнаружил, что Симонетти ушел в уборную. Услышав Кьяру, он бы сразу же начал задавать ненужные вопросы, и беседа завершилась бы поножовщиной, вполне в духе его прекрасной семейки.

Потом Дерек понял, что именно Кьяра имеет в виду, и холодно спросил:

— Ты в своем уме?

Голос доктора Эттера все равно прозвучал без угрозы, спокойно и негромко. Должно быть, этот толстяк никогда и ни на кого не производил удручающего или опасного впечатления. Кто будет бояться врача, который пользует шлюх в бардаке? Доктор Эттер, должно быть, вел спокойную и неприметную жизнь, за фасадом которой было колдовство и страшные артефакты.

— Всегда ведь можно похудеть, правда? — откликнулась Кьяра и с совершенно определенным кокетством поправила острые лацканы модного пиджака Дерека. Когда он одевался, то невольно заметил, что вещь можно считать модной только тогда, когда она не соперничает в размерах с парусами. — Это молодое и сильное тело. Деньги у тебя есть. А Эттер… ну и бог с ним, пусть идет, куда хочет. Ему недолго осталось. Скоро менять артефакты, а взять их негде.

Дерек хотел было осадить Кьяру максимально решительно и жестко, но вдруг с неожиданной жалостью подумал, что ей просто страшно. Она трепещет от ужаса при одной мысли о докторе Эттере и его затеях.

— Не бойся, — как можно мягче ответил Дерек и ободряюще сжал руку Кьяры. — Он не причинит тебе вреда. Никогда.

…к удивлению Дерека затрапезный экипаж довез их до вокзала всего за полчаса. Поезд из Лекии еще не прибыл, и Эттер в чужом теле сейчас сидит на мягком диванчике в вагоне первого класса и не предполагает, что его будут встречать.

— Побеседуем по-свойски, — сказал Симонетти, когда они обсуждали, что будут делать дальше. Прекрасно понимая, что подобная беседа оставит доктора Эттера без зубов и со сломанными ребрами, Дерек предупредительно вскинул руку.

— Только без членовредительства! Он нужен мне здоровым!

В глазах Симонетти появился неприятный блеск, словно он что-то заподозрил.

— Это еще зачем? — полюбопытствовал он. Дерек выдержал его взгляд и ответил:

— Я врач. А Тобби перенес три клинические смерти и живет на артефактах. Я хочу понять, как именно он это делает. Пойму — тогда он твой, можешь сделать с ним, что захочешь.

Лицо Симонетти неприятно дрогнуло. Дерек вспомнил, как на него смотрела Эвга — уже после того, как потерпела поражение и поняла, что умирает. Лютая, неприкрытая ненависть — и печаль о том, чего уже нельзя исправить. Возможно, она хотела бы прожить иную жизнь, но теперь для нее все было закончено.

— Я в тюрьме при кухне пробавлялся, — сообщил Симонетти. — Свиней свежевал. Спущу с него кожу и обтяну ею молитвенник.

Кьяра вздрогнула, и Дерек увидел, как побелели ее пальцы, сцепленные на колене. Симонетти презрительно хмыкнул.

— Можешь не смотреть, я не заставляю.

…Пройдя сквозь здание вокзала, они вышли на перрон, и золотистый шар артефакта, который парил над доской с расписанием поездов, мелодично прозвенел:

— Поезд из Малого Харавана прибывает на первую платформу через час. Поезд-дубль из Лекии прибывает через сорок минут. Нумерация вагонов от головы состава.

Симонетти ухмыльнулся и сплюнул себе под ноги через щербину в зубах.

— Ну что, повторим еще раз, — сказал он. — Принимаем с двух сторон под белы рученьки, и ты сразу делаешь ему укол в шею.

Я кивнул и похлопал по карману, в котором лежал маленький шприц. Сколупин, прекрасное средство: со стороны будет казаться, что благородный господин перепил, и теперь добрые товарищи ведут его к экипажу. Двигаться можно, а сопротивляться — уже нет.

— Ты, — Симонетти обернулся к Кьяре. — Идешь чуть поодаль. Если будет трепыхаться — падаешь в обморок. Суета, шмунь, все такое. А мы уходим.

Шмунью сокамерники Симонетти называли суматоху. Кьяра качнула головой и хмуро ответила:

— Понятно. Сделаю.