На критических углах

В ночь на субботу были ночные полеты в сложных условиях, летали «старички». Полеты кончились во втором часу ночи, поэтому утро у Бушуева и Астахова началось поздно. Оба командира звена жили в одной комнате офицерского общежития. Комната, обставленная по принципу «сегодня здесь, а завтра там», казалась не обжитой. Мебель, только самая необходимая, казенного образца, не украшала комнату и подчеркивала отсутствие той домовитости и уюта, которые всегда придает жилищу женщина. Букет полевых цветов в стеклянной банке из-под консервов на тумбочке Бушуева и репродукция с картины Левитана «Золотая осень» над его кроватью были попыткой придать уют этой комнате.

В девять часов утра Астахова вызвали к телефону, в это время на лестничной клетке он чистил сапоги. После телефонного разговора Астахов вернулся раздраженный и, несмотря на то, что успел вычистить только один сапог, швырнул щетку и ногой загнал ее под кровать.

Сидя у окна, Бушуев брился. Намыливая помазком подбородок, он спросил:

— Что случилось, Гена? На лондонской бирже упал курс акций?

— Хорошо тебе, тюленю, острить, шкура у тебя толстая! — огрызнулся Астахов.

— Просто я в жизни, как и в воздухе, стараюсь не создавать больших перегрузок, — с невозмутимым спокойствием заметил Бушуев.

Заложив руки за голову и испытующе глядя на Бушуева, Астахов ходил по комнате.

Закончив бритье, Бушуев аккуратно вытер бритву и сказал:

— Ну, Гена, выкладывай твои мировые проблемы.

Астахов остановился около него и резко бросил:

— Мне деньги нужны, вот и вся проблема!

— Деньги? — удивился Бушуев. — Только вчера была получка.

— А что я получил на руки?!

— Вот память! Я и забыл, что звено старшего лейтенанта Астахова летает на горючем своего командира!..

— Глупая шутка!

— Сколько тебе нужно денег?

— Две тысячи…

— Ты, Гена, знаешь, что у меня есть деньги, я собирал на «Москвича», но передумал и решил покупать «Победу». Очередь моя подойдет в будущем году, и, конечно, две тысячи я могу тебе одолжить, но одно условие…

— Вексель и десять процентов годовых?! — перебил его Астахов.

— Дурак! — выругался Бушуев. — Я должен знать, зачем тебе деньги.

— Долг чести.

— Ты что, стал играть в карты?

— Нет. Я купил девушке подарок и дал слово заплатить семнадцатого. Сейчас она мне звонила — приходили за деньгами. Завтра последний срок.

Бушуев обнял за плечи Геннадия и, усадив его рядом с собой на кровать, спросил:

— А ты посылаешь матери деньги?

— Мама пока обходится, а мне не хватает…

— Не хватает?! Тебя же одевает, обувает и кормит государство!

— Ты разговариваешь, как обыватель…

— А ты бы отзывался поуважительнее об обывателе.

— Я говорю об обывательской точке зрения, — поправился Астахов.

— Женщина, давшая тебе жизнь, воспитание и, наконец, профессию, живет на четыреста рублей пенсии, а ты, ее сын, делаешь подарки стоимостью в две тысячи рублей! Я спрашиваю тебя, Астахов, какая это точка зрения?

— Побереги свои лекции о морали для другой аудитории! — бросил Астахов и, вскочив с кровати, подошел к окну. Помолчав, он повернулся и резко спросил:

— Деньги даешь?

— Денег не дам, — в тон ему ответил Бушуев.

— Да ты, Леша, пойми, — взмолился Астахов, — это же долг офицерской чести!

— У тебя своеобразное понятие об офицерской чести. Оставить без поддержки мать, закружить голову девушке и отвернуться от нее, незаслуженно оскорбить человека, любившего тебя, как сына, отличного техника, оберегавшего твою жизнь, сорвать боевое задание командира — все это можно, здесь молчит твоя человеческая совесть и офицерская честь. Но оказаться не хозяином слова в глазах взбалмошной, легкомысленной девчонки…

— Я не позволю тебе так отзываться о женщине!

— Вызовешь на дуэль?

— Дундук! — выругался Астахов и бросился на постель, положив ноги на спинку кровати.

— Ты же знал, что по приказу командира полка у тебя удержат стоимость горючего.

— Нет, не знал. Я сделал подарок раньше, чем случилась вся эта история с педалями руля направления.

Бушуев взял стул и, поставив его возле кровати, сел рядом с Астаховым:

— Помнишь, Гена, комсомольское собрание? Николаев сказал тогда: «…Я не могу, не имею права истратить себя на пустяки!» Очень точная и верная мысль! У меня эти слова не выходят из головы; жаль, что прошли они мимо твоего сознания. Ты не злись, потому что, когда человек зол, он слеп и ничего не понимает. Давай как старые товарищи, как друзья разберемся в этом вопросе.

— Ну? — глядя в потолок, произнес Астахов.

— Почему ты, Гена, растрачиваешь себя по пустякам? Ведь ты хороший, способный летчик. Сказать по правде, я завидую тебе. Не удивляйся, хорошая зависть — родная сестра соревнования. Ведь ты способен на большие, смелые дела и поступки, а вместо этого… Вот возьми хотя бы случай с техником Сердечко. Ведь это клад, а не человек! Левыкин отличный техник, даже изобретатель, но он и в подметки не годится Сердечко. В чем главное достоинство Остапа Игнатьевича? Самолет — это его хозяйство, и, как всякий рачительный, бережливый хозяин, он душу свою вкладывает в машину, бережет ее, заботится о ней. А ты оскорбил такого человека…