На крючке

Яна первой вышла из машины. Заперев дверцы, Руденко присоединился к ней, замыкал шествие Самойлов. Они поднялись на третий этаж.

— Здесь, — Руденко приложил ухо к крашеной деревянной двери, располагавшейся справа от лестницы.

На всякий случай он позвонил. Потом еще и еще. Молчание. Тогда он скомандовал Самойлову:

— Понятых давай!

Сержант затарабанил в дверь напротив. Там никто не отозвался. Тогда он звякнуло в близлежащую квартиру. Минуты через две из-за двери раздался настороженно-глухой женский голос:

— Кто-о-о?

— Милиция. Откройте, мы приехали к вашей соседке.

Дверь приоткрылась на длину цепочки. В тусклом прогале возникло бледное встревоженное лицо пожилой женщины. У нее были плотно, прямо-таки страдальчески сжатые губы и прищуренные глаза.

— Что такое?

— Не бойтесь, мамаша, — бодро рявкнул Руденко. — Будете понятой. Нам нужен еще один человек.

Самойлов позвонил в другую квартиру.

— Да нет их, они на поминках, — дребезжащим голосом сказала женщина, снимая цепочку.

Она закрыла дверь и вышла на площадку.

— А что случилось? — в ее глазах металась тревога.

— Иди-ка найди слесаря, — приказал Руденко Самойлову.

— У них во втором подъезде бендешка, — подсказала женщина, — но сейчас праздник, — она озадаченно пожала плечами. — Можно позвонить дяде Коле домой, у меня телефон…

— Вызывете его, пожалуйста, — попросил Самойлов.

— Ага, — удовлетворенно кивнул Руденко. — А ты, — обратился он к сержанту, — опроси других соседей. Нет, не сейчас, позже. Вдруг она жива, — он покосился на Яну.

Та выразительно вздохнула, мол, твоими бы устами да мед пить.

— Как зовут-то вас? — улыбнулся Руденко женщине, напуганной нестандартной ситуацией.

Она скрылась в квартире минутой раньше, а теперь снова вышла и застыла, сложив руки на груди в молельном жесте.

— Елизавета Петровна, — ответила она, — я позвонила, сказал, что будет. Но, по-моему, он…

Она красноречиво щелкнула двумя пальцами себя по горлу.

— Еще бы! — просиял Руденко, которому зачастую общение с трудовым народом доставляло простодушную радость, — праздник как никак!

— Да они и без праздника всегда того, — неодобрительно усмехнулась Елизавета Петровна. — Что же все-таки случилось?

— Вы когда свою соседку в последний раз видели? — спросил Руденко.

— Дня три назад, — пожала плечами женщина. — Я вообще-то не очень с ней знакома. Они молодые, у них свои интересы, приятели…

— У кого это у них? — встрепенулся Руденко.

— Кавалер у нее, симпатичный парень. Да и она симпатичная. Нет, вы не подумайте, у них все прилично вроде, не скандалили, не ругались. Хотя она и в казино работает, по-моему, девушка самостоятельная. Вы в чем-то ее подозреваете? — с дрожью в голосе спросила она.

— Нет, — отмахнулся Руденко, — не в этом дело. Так вы говорите, парень у нее есть. Интересно-о-о… И как давно?

— Да полгода — это уж точно! Может, она и раньше знакома с ним была, только появляться он тут стал примерно с полгода назад, — уверенно произнесла Елизавета Петровна. — Вроде, серьезно все у них. Он за ней на машине приезжает.

— На какой? — с профессиональным интересом спросил Руденко.

— На не нашей какой-то, иностранной, — с горделивым восхищением простолюдинки пояснила она, — синей такой. Ой, не знаю, как называется, но, видать, дорогая.

— Понятно, — Руденко пригладил для солидности свои шикарные пшеничные усы, словно этот неторопливо-обстоятельный жест служил вехой в расспросах, — что вы о нем знаете?

— Ну, богатый он, — приподняла свои округлые рыхлые плечи женщина, — это по всему видать. Цветы дарит — я раза три его с розами видела. И со свертками… Подарки, наверное. Повезло Женьке, что и говорить!

Несмотря на оптимистически жизнеутверждающий характер фразы, она с какой-то мучительной нерешительностью посмотрела на лейтенанта, словно чуя неладное и таким образом подозревая, что слова ее уже неактуальны.

— А еще что? — интересовался Руденко. — Где работает, например?

— Этого я не знаю, не спрашивала. Я же вам сказала, что не так уж часто обща…

— Хорошо, — бесцеремонно перебил ее лейтенант, — а его вы когда в последний раз видели?

— Ну-у, — задумалась Елизавета Петровна, — дней пять или неделю. Точно не помню. Он какой-то хмурый, недовольный шел. Я уж думала, что у них нелады. Но потом в окно видела, как они вышли, сели в его машину и куда-то поехали. Они весело смеялись, разговаривали. Так что, ничего не изменилось.