На крутой дороге

Микола беспрестанно вспоминал свою Зину. Вспоминал и нервничал. Где она? Что с ней? И Надежда заметила, что его беспокоит не столько то, что жена его в опасности, сколько сомнение в ее верности. Чувствовалось, что сейчас он особенно сильно ревнует ее и именно потому и нервничает.

У Надежды защемило сердце. Ведь и Василь увез с собой подозрения и неуверенность в ней! И от мысли, что его уже, может, и нет, что он погиб с этим горестным подозрением, она застонала.

— Что с тобой? — встревожился Микола.

Долго Надя не могла подавить в себе рыдания. И Миколе снова пришлось кривить душой и уверять ее, что он убежден: Василь жив.

Уже за полночь сквозь тучи начал просачиваться лунный свет. Рассеивалась темнота и на дороге. Стрельба совсем улеглась, наступила тишина.

Но вот за воротами на перекрестке шоссе разорвались сразу две мины, и почти в тот же миг из-за деревьев показалась легковая машина. Она остановилась как раз между двумя разрывами. Было отчетливо видно, как из нее выскочили четверо и бросились в траншею.

Надежду не удивило, что мины накрыли перекресток. Этот бугор на шоссе был пристрелян еще с утра. Время от времени и ночью здесь методически разрывались снаряды. Но откуда взялась машина? Что в ней за люди? Ни Надежда, ни Микола не могли этого понять. Свои хорошо знали, что этот перекресток пристрелян, и объезжали его отдаленной балкой.

Вскоре в просвете между деревьями из траншеи, которая вела к воротам, показались трое. Четвертый, видимо, остался у машины. Время от времени останавливаясь, они все ближе продвигались к воротам.

— К заводу крадутся, — тихо заметил Микола. И, щелкнув затвором, крикнул: — Стой! Кто идет?!

— Свои, свои, — отозвались из траншеи. — А ты кто?

Но Микола, уже не отвечая, выскочил из окопа и, как мальчишка, бросился им навстречу. Надежда, тоже узнав по голосу секретаря обкома, побежала за ним.

— О, да это же комсомол! Хмелюк! Коля! — воскликнул секретарь обкома и стал обнимать Миколу и Надежду, хотя и не знал ее. — Ах вы вояки!.. Ну как вы тут? Живы? А Жадан? Морозов? — засыпал он их нетерпеливыми вопросами.

И, узнав, что руководство завода на месте, с облегчением вздохнул:

— Ну, Петро Степанович, кажется, мы прибыли вовремя.

Тот, к кому обращался секретарь обкома, особенно обрадовался, услышав, что руководство осталось на месте и охраняет завод. Он был в гражданской дорожной одежде и показался Надежде очень знакомым.

— Здравствуйте, здравствуйте, землячки! — заговорил он, протягивая левую руку. Правую же, перевязанную у кисти носовым платком, несколько приподнял вверх и оберегал, чтобы кто-нибудь ее не задел.

— Комсомолята, а нет ли у вас бинта? — озабоченно спросил секретарь обкома. — Петра Степановича ранило в руку.

Но Надежда уже расстегивала медицинскую сумку, с которой теперь не разлучалась, и в тревоге спросила:

— Миной, наверное?

— Немножко царапнула, окаянная, — кивнул тот и криво усмехнулся, — Вот как встречает меня родной берег.

Надежда тщательно перевязывала рану и, пока луч фонарика Миколы освещал лицо прибывшего, все больше убеждалась, что и в самом деле где-то раньше его видела.

Вскоре было созвано срочное собрание всей группы. Слово предоставили уполномоченному Комитета Обороны. К столу подошел человек с перевязанной рукой, и Надежда сразу узнала в нем того, кого недавно в хате Вовниги видела на картине, где он был изображен с лоцманами на плоту.

Голова его заметно поседела. Лицо усталое. Чувствовалось, что это далеко не первая его бессонная ночь. Но в глазах и сейчас светился тот же неугасающий огонек, как и тогда, на плотах, как будто и сюда он прибыл для того, чтобы повести всех за собой через еще более грозные порожистые водовороты.

— Неужели это тот самый Гонтарь? — наклонился к ней Микола.

Но Надежда не ответила. Предчувствие чего-то необычного приковало все ее внимание к Гонтарю.

Сначала, когда узнали, что с секретарем обкома прибыл представитель из центра, все оживились. Затеплилась надежда, что врага от Днепра отгонят и завод постепенно снова встанет в строй. Но уже после первых слов Гонтаря эти ожидания рассеялись. Собрание с тревогой услышало, что с этой минуты завод ожидает совсем иная судьба.

Гонтарь был немногословен. Он не прибегал к красивым и успокоительным фразам. Скупыми словами раскрывал суровую правду истинного положения вещей. От него впервые услышали о том, о чем и сами порой думали, но не отваживались произносить вслух, — война предвидится длительная. Угрозу, нависшую над городом, не преуменьшал.

— Угроза велика, — сказал он прямо. — Запорожье скоро сдадут, хотя подтянутые сюда войска будут держать его до тех пор, пока это возможно. Таким образом, перед коллективом стоит новое и важное задание — за короткое время, пока войска удерживают Запорожье, успеть выхватить из-под обстрела все оборудование завода и вывезти его на Урал. Это — наше оружие, это танки и пушки, без которых победа немыслима.

Собрание продолжалось недолго. Обстановка требовала не речей, не прений, а немедленных действий. Прямо с собрания разошлись по цехам.