На линейном крейсере Гебен

Тем временем, по мере возможности, мы пытаемся помочь себе сами. В порту стоит много немецких судов, предупрежденных нашей радиостанцией и призванных сюда. Поскольку они не могут выйти без того, чтобы быть захваченными врагом, они должны передать нам свой уголь, пока не придет итальянский. Один за другим они швартуются к“Гебену” .

Конечно, погрузка угля при таких обстоятельствах сопряжена со всеми мыслимыми сложностями и будет очень утомительной для команды. Пароходы хорошо приспособлены для принятия угля, но не для его передачи. Но что еще остается? С большими усилиями из бункеров пароходов уголь поднимается наверх, чтобы оттуда попасть в угольные ямы “Гебена” – с помощью топора и пилы надо разобрать настилы палуб у пароходов, повалить леера для того, чтобы легче добраться до угля. Вдвойне страдает от напряженной работы еще утомленная после нервной гонки с английскими крейсерами команда. Вместо так необходимого отдыха – новые усилия. Но они добровольно пошли на это. В связи со значением нашего задания исчезает все остальное.

Сменяя один другого, проходят к борту пароходы. Непрерывно перемещается уголь в прямотаки ненасытные бункера, но его количества долгое время всё ещё недостаточно.

Наконец к вечеру прибывают первые итальянские баржи с углем. Мы долго требовали переговоров с портовым и военным ведомством, прежде чем вообще удалось вызвать “союзников”. Как говорится, Италия временно хочет сохранить нейтралитет. Также путем искусных переговоров было решено, что мы можем забрать уголь с английского парохода “Бристоль”. Славный капитан действительно нам его дал, несмотря на то, что война уже началась. В то время как с одного борта неутомимо шла загрузка угля, с другого отшвартовался наш старый друг, пароход “Генерал”. Перегружаются некоторые непригодные и ненужные вещи, обнаруженные за последние дни. Затем “Генерал” тоже сгружает нам уголь. Чем больше мы получаем, тем лучше, тем больше наша свобода передвижения – ведь путь наш долог!

Так проходит полдень и вечер, наступает ночь. Но она не приносит долгожданного освобождения от изнуряющей жары. Раскаленные на солнце корпуса кораблей излучают невыносимый жар. Команда смертельно устала, но мужественно продолжает работать. Оркестры “Гебена” и “Генерала” веселыми маршами подбадривают измученных людей. Это снимает величайшую усталость и немного оживляет.

И так непрерывно, час за часом, продолжается дальше. Никто за этим не следит. Редкая картина. На воде длинный серый корпус “Гебена”, окруженный пароходами и баржами. Наполненные мешки, раскачиваясь, перебрасываются из пароходных люков и тяжело ударяют о палубу. Они быстро опустошаются и возвращаются обратно, в то время как следующие уже здесь.

Неутомимо тяжело работают и гремят черпаки, тем временем звучит музыка корабельного оркестра, стоит неописуемый шум. Вокруг корабля в бесчисленных лодках и челноках, шумя и глазея по сторонам, теснятся сицилийцы и сомнительный сброд. Все хотят что-то увидеть! Но что? Они ни разу не видели угольной погрузки?

Целиком погруженные в утомительную работу, мы без лишних церемоний отсылаем всех любопытствующих. У нас нет ни времени, ни желания для бесед. Болтающая, смеющаяся, шумящая и поющая толпа нам только обременительна и мешает работать. Хотя мы по возможности не подпускаем никого к себе, в суматохе кое-что украдено с борта.

Наконец приходят первые баржи с углем

Носятся слухи, что скоро мы снова должны будем оставить Мессину. Вечером на борт поднялась делегация итальянских морских офицеров с сообщением, что Италия держит строгий нейтралитет. Мы вежливо заметили, что находимся здесь в нейтральных водах, которые покинем через 24 часа после нашего прибытия. Сразу поняв ситуацию, адмирал Сушон хладнокровно дал ответ, что он усматривает нейтралитет Италии в этом известии и начинает отсчет 24 часов с этого момента. Озадаченные, офицеры снова отчаливают.

Этим удачным ходом мы получили драгоценное время, чтобы взять еще больше угля и раздобыть более точные сведения о противнике.

В 11 часов ночи работа идет полным ходом, все матросы получают по 5 почтовых марок с наказом написать домой родным. В одно мгновение испачканные потные руки откладывают лопаты и хватаются за карандаш. Несколько быстро написанных сердечных слов – печальный привет – возможно последняя весточка! И еще решительнее лопата врезается в уголь. Я не знаю никого, кому можно было бы написать. В Германии у меня нет родственников, все они в России, свои 5 марок я отдаю товарищам. В неслыханных нечеловеческих усилиях мы стойко держимся всю ночь, перегружая уголь.