На линии огня

Сантакреу мрачно кивает:

– Еще будет случай расквитаться.

– Именно ради этого мне и хочется выжить, – бурчит Милани. – Долг платежом красен.

Все ночи на войне – разные. Хоть и похожи друг на друга. Хулиан Панисо воюет уже два года и усвоил это накрепко. По словам Карла Маркса, единственного и истинного бога, человек – это часть окружающей его среды. Вошедшие в повседневность усталость, грязь, боль, страх к концу каждого дня – еще одного прожитого дня! – переплетаются с ощущениями и впечатлениями от него; темнота, заставляя сомневаться и размышлять, обостряет чувства, дарует особую остроту зрения – способность постигать таинственные правила, подобные геометрическим – Хулиан где-то вычитал это слово и пленился им, – которые движут мирозданием и определяют жизнь и смерть.

Вслух об этом подрывник никогда не говорит. Его товарищи и прежде всего Ольмос подняли бы его на смех, услышав такое. Да и самому ему – и он отдает себе в этом отчет, – человеку грубому и приземленному, много лет ползавшему по сырым и пыльным штольням глубиной в сотню метров; внуку паралитика, искалеченного когда-то жандармами за то, что, пытаясь накормить семью, пообтряс немного рожковые деревья во владениях одного маркиза, – высоколобое умствование не пристало. Его дело – руководствоваться наитием и чутьем. Когда всю жизнь ищешь прокорма себе и своим близким, горизонты поневоле сужаются. Тем не менее бывший шахтер всегда старался ориентироваться в политике, смекать, что там к чему. И помогло ему в этом то, что он – не в пример очень многим в горах Картахены – выучился грамоте. Ходил на митинги в Союзе, читал газеты и даже одолел сколько-то книг, вступил в партию. Делал что мог, все, что от него зависело в мире, доставшемся ему, а потому и не стесняется своей ограниченности, не стыдится неотесанности. То, о чем другие узнавали из книг, он испытал на собственной шкуре, все перенес и перестрадал. Он шел вперед, не прячась, он взаправду убивал фашистов, а не красовался в комбинезоне и с винтовкой, вскидывая к плечу кулак, в барах и борделях.

Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность – таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления[49].

Как прилежный школьник, повторяющий урок, подрывник в очередной раз вспоминает этот абзац из книги – затрепанной, с карандашными пометками на каждой странице, – которую уже четырнадцать месяцев носит в вещмешке. Он старается каждую неделю заучивать по фрагменту, чтобы, расшифровав его, лучше понимать, за что и против кого сражается. «Здесь есть все», – сказал ему когда-то политкомиссар, даря этот томик в траншеях, опоясывавших Университетский городок. Панисо поверил ему и с тех пор снова и снова читает эти страницы и, смочив языком чернильный карандаш, подчеркивает то одну, то другую строчку. Он знает, а вернее, чувствует, что в этих строчках, в этих буквах и значках скрыты тайные коды, делающие возможным существование мира, где вместо церквей встанут заводы, а автомобили землевладельцев заменят тракторами; и Панисо старается расшифровать этот шифр. Сделать текст прозрачным и внятным, прежде чем нагонит пуля.

Пряча огонек сигареты в ладони, опершись о выложенный камнями бруствер траншеи, на котором лежит его автомат, Панисо курит и размышляет об этом. Временами его бьет легкая дрожь. Похолодало, а шерстяной свитер вместе с вещмешком и одеялом – далеко отсюда. Приказали выделить по одному человеку от каждого отделения наблюдать за оливковой рощей, чтобы не повторилось вчерашнее, когда франкисты попробовали провести разведку боем. Ничего, впрочем, особенного – со стороны скита спустились двое с гранатами, наделали шуму и убрались восвояси. Однако один часовой погиб. Это они так дали понять, что без дела не сидят.

Снова затянувшись, Панисо теряет бдительность. На миг, не больше. Спохватывается и снова прячет окурок в горсти, но поздно – издали, с франкистских позиций, долетает крик:

– Красный, а я тебя вижу!

Подрывник улыбается, благоразумно пригнувшись:

– Спасибо!

– На здоровье!