В 1958 году, когда в Москве проходила декада казахского искусства и литературы, Всеволод интересовался успехами казахских писателей. Тогда вышел из печати последний, четвертый, том эпопеи Мухтара Ауэзова «Путь Абая».
— Странно разошлись наши судьбы, — сказал Всеволод. — Я — коренной житель Казахстана, — стал москвичом. Вы — столбовой питерский пролетарий — превратились в казахстанца. Я прочитал последний том Мухтара «Путь Абая». Вы переводили его с казахского?
— Вместе с Кедриной.
Он стал рассказывать о своих поездках по Казахстану — это была его родина. Он восхищался Иртышом, гигантскими стройками на Алтае, Павлодаром, Алма-Атой, горами Заилийского Алатау. А я смотрел на его белые волосы и вспоминал рассказы молодого Всеволода в крохотной каморке — тогда он называл те же самые места. Но не было уже захолустного сонного городка Павлодара, который я помнил по «Голубым пескам». На Иртыше вырастал город великих заводов, а за родной станицей Всеволода Лебяжьей тянулись бескрайние поля зерносовхоза, поднятые к жизни целинной весной пятьдесят четвертого года.
Последний раз я видел Всеволода Вячеславовича в марте 1961 года. Моему другу А. Т. Изотову нужна была поддержка в Москве. Он составил сборник повестей и рассказов Александра Новоселова «Беловодье». В него вошли лучшие вещи замечательного сибирского писателя. О Новоселове писали, но книг его не издавали. По непонятным причинам выход сборника временно задержался. Я решил попытать счастья и отправился к Всеволоду Вячеславовичу за советом и помощью, зная, как высоко он ценил талант Новоселова.
— Чепуха какая-нибудь! — сказал Всеволод. — По-моему, Казгослитиздат правильно сделал, что наконец решился издать «Беловодье». Я поговорю с товарищами.
И мы стали вспоминать осень 1918 года, когда погиб Новоселов, вспомнили его большого друга Оленича-Гнененко, Рябова-Бельского, Георгия Ивановича Петрова, поэта Юрия Сопова.
— Я сейчас пишу воспоминания о своих старых друзьях. И меня очень заинтересовал Юрий Сопов. Вы ведь его хорошо знали?
— Не особенно.
— Недавно мне пришлось разговаривать со старым чекистом. Он уверяет, что студент Юрий Сопов был коммунистом. И взрыв ящика с гранатами в приемной Колчака не был простой случайностью. Тогда погибло несколько адъютантов, а вместе с ними и Юрий Сопов — он стоял в карауле. Интересное было время, и люди были любопытные. Помните Владимира Павловича Рябова-Бельского? Одно время он страшно опустился. Мы с Феоктистом Березовским помогли ему добиться персональной пенсии. А когда началась блокада Ленинграда, Владимир Павлович вновь воспрянул как поэт-патриот. Он выступал по радио, призывал ленинградцев дать отпор гитлеровцам. Умер он от голода. А Георгий Иванович Петров сейчас в Нальчике. Пережил много, но сохранил прежнюю душевную чистоту.
На прощание Всеволод Вячеславович подарил мне свой роман «Мы идем в Индию». Он вынул из шкафа прекрасно изданный в Праге том в светлом коленкоровом переплете и надписал:
«Дорогой Николай Иванович! Так как Вы все равно меня по-русски читать не будете, то я Вам дарю — по-чешски: хоть книга красивая. С прежней любовью Вс. Иванов».
А последнее письмо Всеволода я получил из Ялты. Новогодняя открытка была послана 2 января 1962 года.
«Дорогой Николай Иванович! Из газеты я узнал о Вашем юбилее. Удивился: думал, Вам сорок! Поздравляю и от всей души желаю успехов дальнейших и здоровья. Ваш роман «Гибель Светлейшего» очень понравился нашему всему семейству. Спасибо за присылку. Привет.
О болезни Всеволода Вячеславовича я узнал в начале 1963 года. Смерть его застала меня в Москве. Мне было горько, что я не мог подняться с постели (лежал с воспалением легких) и выполнить свой последний долг перед старым другом, которого я знал сорок пять лет.
ДОБРЫЙ ВОЛШЕБНИК
10 июня 1956 года я отправил в Свердловский литературный музей имени Мамина-Сибиряка письмо: