— Вот мои канцоны, — с гордостью сказал Тотин и вытащил томик в кожаном переплете. Он заговорил о своем творчестве.
Павел Петрович полистал непонятные стихи и вернул томик.
— Вот вы говорите Петрарка. Он жил в четырнадцатом веке, а мы с вами живем в двадцатом. Я знаю, человек вы очень образованный, советской власти можете принести большую пользу. Но должен предупредить — в наши дни нельзя заниматься искусством ради самого искусства. Ваше «Звено Алтая» никому не будет нужно, но если вы сумеете найти общий язык с народом, совершающим революцию, тогда другое дело. Ближе к жизни надо быть. Ближе!
И улыбнувшись, закончил добродушно:
— А стихи Пушкина я всегда любил и сейчас очень люблю.
…Ближе к жизни надо быть! Этот совет Бахеева мы запомнили крепко.
Начинающие поэты выступали со своими стихами на торжественных митингах, организовали в гарнизонном клубе литературные вечера и выпуск устного журнала.
Литературное объединение «Звено Алтая» оказалось живучим. (Кстати, оно было единственным в Казахстане). В моем архиве сохранилась афиша, отпечатанная на желтой оберточной бумаге тиражом 50 экземпляров. Вот ее содержание:
«Гарклуб 26 апреля 1922 г. В среду в 9 ч. вечера выйдет № 3 устного литературно-художественного журнала «Звено Алтая» при участии поэтов-звеноалтайцев. Весь сбор идет на содержание голодающих детей Поволжья, которые прибудут с первым пароходом в Усть-Каменогорск. Входная плата 3 фунта муки. Для неимущих — 25 тысяч рублей. Предварительная продажа билетов за муку в торговой лавке ЕПО».
В тридцатых годах поэт Михаил Алтайский-Иванусьев, автор сборника рассказов «Малинник», прислал мне тоненькую книжицу стихов, изданную в Усть-Каменогорске. На обложке стояли два слова: «Звено Алтая».
В сборнике кроме рассказа напечатаны были стихи четырех авторов. Стихи были гладкие, размер и рифмы были на месте, а под рассказом стояла подпись В. Бехли. Это была та самая девочка, что прислала почтой в редакцию газеты «Советская власть» свой первый рассказ.
Перелистывая страницы сборничка, я вспоминал Павла Петровича Бахеева, его задумчивые глаза и тихий неторопливый голос:
— А стихи Пушкина я всегда любил и сейчас очень люблю.
Усть-Каменогорск находился в кольце кулацких мятежей. На подавление больше-нарымского восстания уехал председатель уездного ревкома старый большевик Нестор Калашников.
Зайдя в типографию, Павел Петрович сего слов рассказал, что творилось в эти дни в Больше-Нарымске. Мятежники объявили войну Москве и выпустили манифест, в котором требовали:
1. Кулаков не называть буржуями, а звать трудовиками.
2. Восстановить свободную торговлю хлебом.
3. Лишить права участия в Советах коммунистов, допускать только трудовиков.
Более серьезные события разыгрались в селе Предгорном. Здесь вспыхнул мятеж в стрелковом полку. Убили командира полка, военкома, политрука и командира роты. С помощью артиллерии и кавалерии полк был обезоружен.
В таких условиях пришлось строить советскую власть Павлу Петровичу Бажову, первому председателю уездного комитета партии большевиков.
В уезде в разных местах вспыхивали восстания, а в уездном городке жизнь текла размеренным порядком. В девять часов утра служащие приходили на работу, маслобойка купца Сидорова за отсутствием сырья не работала, Риддерская железная дорога бездействовала — не было угля, бывший владелец золотых приисков Хотимский играл в шахматы с бывшим прокурором, в гарнизонном клубе артисты репетировали «Привидения» Ибсена. Только на базаре теплилась жизнь: спекулянтки продавали стаканами пшено и потихоньку сахарин.
А в советских учреждениях жизнь била ключом. Шли заседания, совещания. У меня в памяти осталось одно такое совещание, возможно, потому, что на нем выступал Павел Петрович.
Упродкомиссар Прокопенко делал доклад о распределении хлеба по волостям:
— Чтобы уложиться в отпущенные нормы, я называю только русские волости. Как известно, казахи хлеба не едят…
По залу прошел недовольный ропот. Павел Петрович поднял руку:
— Простите! Повторите, товарищ Прокопенко, что вы сказали. Я что-то не совсем понял.
Упродкомиссар неуверенно повторил. Присутствующие казахи, — их было меньшинство, — недовольно загудели.
— Я знаю, — возмутился Бахеев, — баи, имеющие отары овец, действительно предпочитают есть баранину, а не хлеб. Но если у бедняка нет ни одной овцы, а товарищ Прокопенко норовит его совсем оставить без хлеба? Я вижу, упродкомиссар очень ловко свел зерновой баланс но уезду, но такая ловкость советскую власть не устраивает. Придется план составить заново.