Альтай внимательно посмотрел на юношу.
— На твоем месте я поступил бы так же, дорогой Серке!
Осенняя ночь окутала степь непроницаемым мраком. Давно погасли огоньки в домах. Тихо в ауле. Старая Айкун, стараясь не шуметь, собирала в дальнюю дорогу самого младшего, самого любимого сына.
— Слюймен крепко спит. Теперь иди. Только будь осторожен.
Мать открыла дверь. Серке вышел во двор. Холодный ветер ударил ему в лицо. Прощай, родной дом! Крадучись он вышел на улицу. Возле саманного дувала стояла арба, груженная пшеницей. Старый возчик, друг Альтая, раздвинул упругие мешки с зерном.
— Ложись!
Заскрипели колеса арбы. Серке лежал, вспоминая суровое лицо матери. Он понимал — Слюймен не простит ей его побега.
Солнечное утро встретило беглеца в Троицке. Желтые листья тихо падали с деревьев, устилая золотым ковром улицу. Серке шел по нему и разыскивал русско-татарскую школу. Он показывал встречным адрес, написанный рукой Альтая.
Узнав возраст Серке, заведующий школой отрицательно замотал головой:
— Нельзя, нельзя! Не имеем права. Где ты был раньше? Сходи в медресе, может быть, там возьмут.
В медресе не особенно охотно приняли Серке в первый класс, где сидели малыши. Они сразу же прозвали великовозрастного товарища «папашей».
В те годы, когда Серке постигал в Троицке грамоту, в степь пришла революция. Люди радовались свободе, а в родном ауле стараниями Альтая открылась начальная школа. Серке поехал на празднество. Старики кланялись ему — теперь он был самый образованный человек в ауле. Даже образованнее Альтая.
— Может быть, Серке Кожамкулов останется у нас мугалимом? — осторожно спрашивали аксакалы.
— Нет! Спасибо за уважение, но я еще учусь сам.
В школе будущий мугалим устроил концерт. Он читал стихи о пользе народного просвещения для темных жителей аула. Серке советовал казахам собирать деньги и открывать школы в степи. Таково было содержание стихотворения, прочитанного будущим мугалимом. Альтай-ага смотрел на него с восхищением.
Революция всколыхнула Казахстан. В Троицке открылось несколько клубов. Любители драматического искусства создавала кружки художественной самодеятельности. Русские, татары, украинцы устраивали спектакли и концерты. Казахского драматического кружка не было. Серке не мог его организовать за отсутствием охотников. Что делать? Пришлось выступать в одиночку на концертах татарского кружка с декламацией стихов любимого Абая.
Впрочем, в эти горячие и веселые дни люди не только интересовались художественной самодеятельностью. В степи кипела суровая борьба с коварными врагами советской власти — алаш-ордынцами. В степи лилась кровь джигитов. Серке достал винтовку. В партизанском отряде Джангильдина его встретили приветливо. Там радовались каждому новому бойцу.
Осенью партизаны остановились на отдых в Кустанае. В тихом уездном городке отдел народного образования решил открыть казахский театр. Задержка была за небольшим: в городе не было актеров. Заведующий гороно пошел за помощью к военным.
О Серке Кожамкулове в отряде ходила слава — он умел смешить бойцов прибаутками, сказками.
— Вот вам подходящий джигит, — сказал командир. — Для нас он чересчур веселый, а для вас будет как раз.
Так началась профессиональная карьера Серке, единственного артиста кустанайского театра.
Через год, уже будучи студентом татарского педагогического института, Серке выступал в Оренбурге перед делегатами первого съезда Советов, исполняя главную роль в пьесе «Максан Кор-Лар». Это был его дебют на настоящей большой сцене. Восхищенные зрители, делегаты съезда, разнесли первую славу о мугалиме, который смешит люден, как настоящий артист.
Но Серке Кожамкулову не удалось поработать учителем в школе. Как неподкупно честного человека, его мобилизовали на работу следователем уголовного розыска. Это была полезная деятельность не только для молодого советского государства, но и для будущего артиста. Сотни людей прошли перед глазами Серке — конокрады, жулики, воры и обманутые ими. Целый калейдоскоп хитрецов, желавших обвести вокруг пальца в первую очередь самого следователя. Кто знает, может быть, это была первая школа для Серке, где он столкнулся с мошенниками, умело игравшими роль честных людей, и где нужно было иметь честное сердце, чтобы не допустить ошибки.
Работа в уголовном розыске была для хлеба насущного, а для души оставались любительские спектакли. Росла слава молодого артиста. И вот он уже в Кзыл-Орде. И мы с ним беседуем о казахском национальном театре.
На той самой сцене, где еще вчера русские актеры играли пьесу Алексея Толстого «Заговор императрицы», казахские актеры решили для открытия театра поставить пьесу Мухтара Ауэзова «Енлик — Кебек». В молодой труппе не хватало исполнителей — было всего шесть артистов. Волей-неволей пришлось показать лишь четвертый акт.