На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986

Анализ «Облаков», сделанный профессором Эткиндом, представляется мне маленьким шедевром. Я хочу привести, в небольшом сокращении, разбор Е. Эткинда, подводящий нас к секрету небывалой популярности этой песни. У каждого мастера есть свой рекорд. Своя «Колывушка». «Облака» Галича по зрелости художественной мысли — это «Колывушка» Бабеля.

«Знаменитая песня «Облака» начинается медлительным раздумьем, и речь, сперва нейтрально-литературная, в конце строфы становится жаргонной:

«Облака плывут, облака, Не спеша плывут, как в кино, А я цыпленка ем табака, Я коньячку принял полкило».

Вторая строфа построена сходно и в то же время противоположно первой. Она начинается с тех же замедляющих повторов (облака плывут… не спеша плывут), но упирается не в жаргонное просторечие, а в торжественно-символическую гиперболу:

«Облака плывут в Абакан, Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам, А я продрог насквозь на века».

Первая строфа как бы движется вниз, вторая, похожая — круто вверх. А третья соединяет особенности первой и второй: начинается с символической метафоры высокого стиля, заданного в конце второй строфы, и обрывается низким, жаргонным, заданным в конце первой:

«Я подковой вмерз в санный след,В лед, что я кайлом ковырял.

Ведь недаром я двадцать летПротрубил по тем лагерям».

Стилистически-интонационные зигзаги продолжаются. В дальнейшем будут и возвышенно-песенные повторы («Облака плывут, облака…»), и тоскливая ирония («Я в пивной сижу, словно лорд, и даже зубы есть у меня»), и сухо-прозаические даты («А мне четвертого перевод…»). Сплетение стилевых разнородностей и само по себе обладает концентрирующей силой… это слияние и есть движение жизни, воплощенной в плывущих облаках, которые одновременно и реальные облака, и воспоминания; они и признак внешнего мира, и часть внутреннего».

«Облака» не одиноки; они открыли целый цикл, приблизивший нас к лагерной России не менее, чем «Один день…» Солженицына.

Уловленное абсолютным слухом поэта закономерное сближение-столкновение в тюремной теме, как мы видели, различных речевых пластов, от низменно-жаргонных, до высокой символики, придало «Облакам» ту неожиданную силу возгласа в горах, который случается, приводит в движение и природу.

Песня стала народной. Ее поют и люди, никогда не слыхавшие про Галича.

«Тюремный цикл» Галича продолжили стихи-песня «Все не вовремя», посвященная Варламу Шаламову: «А в караулке пьют с рафинадом чай, И вертухай идет, весь сопрел. Ему скучно, чай, и несподручно, чай, Нас в обед вести на расстрел».

Сюда относится и «Заклинание», где тюремщик на пенсии, бродя по берегу Черного моря, негодует:

«Волны катятся, чертовы бестии, не желают режим понимать!

Если б не был он нынче на пенсии, показал бы им кузькину мать».

У Максима Горького есть четверостишие:

«А Черное море шумит и шумит,У Черного моря урядник стоит.И дума урядника гложет,Что моря унять он не может».

Не знаю, попадалось ли это четверостишие, затерянное в многотомье Горького, на глаза Галичу; если и попадалось, он мастерски развил вечную тему:

«И в гостинице странную, страшную

Намечтал он спросонья мечту:Будто Черное море под стражеюПо этапу пригнали в Инту… Ох ты море, море, море Черное!Ты теперь мне по закону порученное!А мы обучены этой химии —Обращению со стихиями!Помилуй мя, Господи, помилуй мя!»

Он умер с этой мыслью, отставной тюремщик. А море по-прежнему «вело себя не по правилам — И было Каином, и было Авелем».

…К тюремному циклу примыкает и стихотворение «Ночной дозор» о шутовском параде памятников-обрубков, который возглавляет бронзовый генералиссимус.

«Пусть до времени покалечены,Но и в прахе хранят обличие,Им бы, гипсовым, человечины! —Они вновь обретут величие!И будут бить барабаны!..»

Это — остро сатирическое стихотворение. Вместе с тем оно может называться и лирическим стихотворением.

Лирика — не просто самовыражение художника. Это — непосредственная передача чувства. Мы не только глазами художника смотрим, а — в глаза его смотрим. Не мир глазами художника, порой как бы отстраняющегося от изображаемых им событий, а мир — в глазах художника.

Вот этот прорыв через сатиру и гротеск к гражданской лирике — подлинные высоты поэзии.