Итак, не было никаких оснований для страха. Но я не знал, что как раз перед нами в коралловом барьере была брешь, в которую мощным потоком устремляется вода, запертая в узком проливе на протяжении многих километров вдоль берега. Не знал я также, что туземцы испытывают суеверный страх перед страшными волнами, которые непрерывно разбиваются о коралловый барьер, и не отваживаются приблизиться к нему даже на полкилометра.
Мы с Фабрицио вошли в воду и бок о бок поплыли в сторону открытого моря, я не особенно рассчитывал на удачную охоту, так как знал, что дно между барьером и берегом мелкое и песчаное и рыбы здесь должно быть мало. Но вопреки моим ожиданиям через двести метров глубина начала возрастать, а на дне появились большие расщелины. У краев этих углублений мы разглядели коралловые колонии, объединенные в довольно крупные глыбы. Но нам не удавалось проникнуть взглядом более чем на десять метров в глубину и как следует разглядеть дно. Тогда я сделал два или три глубоких вдоха и погрузился под воду.
Внезапно окружавшая меня туманная стена словно ожила, и вокруг появились какие-то тени. По мере того, как я опускался, тени все приближались, и, наконец, мне удалось разглядеть, что это такое. Вытянув вперед рыла с ужасными зубами, широко открыв удивленные, бессмысленно выпученные глаза, на меня плыли барракуды — две, три, десять, сто. Эти рыбы длиной до двух метров вертелись вокруг меня в бесконечном серебристом хороводе.
Я прекратил спуск, вскинул подводное ружье и, прицелившись в туловище крупной барракуды, спустил курок. Вода окрасилась кровью. Рыбы беспорядочно заметались вокруг меня. Из глубины всплыли другие животные, блестящие каранксы, двигавшиеся спокойно и величественно. Я сильно ударил плавниками, стараясь поскорее добраться до поверхности, и медленно всплыл среди кружащихся серебристых силуэтов.
Освободив добычу от гарпуна, я привязал ее к поясу и перезарядил ружье. Фабрицио всплыл в тот же момент, обхватив руками каранкса весом не. менее десяти килограммов. Затем, соблазнившись невероятным количеством рыбы в этом месте, мы двинулись вперед, вдоль глубокой полосы, перпендикулярной коралловому) барьеру.
Не часто приходилось мне встречать такое множество; крупных рыб на столь ограниченном пространстве. Из глубоких пещер в коралловых образованиях, а также из трещин в скалах появлялись округлые туловища огромных морских окуней — церниа; стаи коричневых рыб-хирургов следовали за нами, с любопытством разглядывая невиданные существа; губаны почти такие же крупные, как морские окуни, копошились на дне среди серебристых тел люзиан, а рыбы-ангелы осторожно разгуливали среди разбойничьих банд барракуд; балистесы, каранксы, рыбы-попугаи, скаты и терапоны выплывали навстречу нам со всех сторон. Продвинувшись еще метров на сто, мы увидели первых акул.
В момент, когда Фабрицио загарпунил морского окуня, великолепная акула промчалась невдалеке от него и тут же исчезла в глубине. С тех пор стоило нам подстрелить какую-нибудь рыбу, как появлялись голубые акулы длиной в два-три метра. По опыту мы знали, что аги животные не особенно опасны, но тем не менее за короткие секунды своего появления они все-таки успевали напугать нас.
Эрик и другие спутники держались невдалеке от берега и, сопровождаемые челноком, ловили рыбу во внутренних водах. Фабрицио, до того момента следовавший за мной, вынужден был меня покинуть: последняя рыба погнула ствол его ружья, и он вернулся на берег, чтобы взять другое.
Я остался один. Придерживаясь края глубокой полосы, я продолжал плыть к барьеру. Слабое течение несло меня вперед, но я не обращал на это внимания. Мною овладел охотничий азарт; я припомнил дни, проведенные в водах у берегов Индии, и мне показалось, что вернулось то время, когда мир кораллов, впервые представившийся моему взору, таил в себе много неведомого и прекрасного. Я плыл все дальше, гоняясь то за одной, то за другой рыбой, а течение между тем становилось сильнее и сильнее.
Загарпунив крупного губана, я, наконец, высунул голову из воды, чтобы определить свое местонахождение. Каноэ и остальные мои спутники находились теперь более чем в пятистах метров от меня, а впереди почти на таком же расстоянии виднелся барьер. Отлив постепенно давал о себе знать, и волны начали яростно ударяться о мадрепору. От белой пенистой полосы доносился глухой шум, напоминавший отдаленные, непрерывные раскаты грома, ужасный, непрекращающийся шум, который становился все сильнее.