На маленькой планете

— Как так не зайдешь? — невинно удивляется Лымарь.

— А вот так, не зайду, никогда, потому как ты болтун.

— Я болтун?!

— А кто еще?

— Ты ко мне не зайдешь, а я тебя вовсе и не приглашу больше! Ишь ты, паразит такой! Не зайдет! Не надо! Скатертью дороженька!

Лепов поворачивается и уходит. Лымарь, постояв посреди дороги, возвращается с пустым ведром домой. Дома сидит в тени бузины и думает, что теперь опять придется первым идти к Лепову и мириться. Жарко было в тот день, парило, а Лымарь сидел на скамейке и тер лысину платком.

1966

КРУТОЙ МЕСЯЦ

Собака залаяла, когда мы еще не заснули. Мы подняли головы, вслушиваясь в гулкий, тревожный лай. Герка встал и подошел к окну.

Серебряная полоска лунного света, падающего из окна на пол, угол стола, исчезла, а лицо Герки забелилось и стало похожим на лицо гипсовой статуи.

В соседней комнате послышались шлепки шагов, дверь из горницы отворилась, и тетя Феня в ночной сорочке до пят протопала мимо, сонно пошарила по двери, ища крючок. Она вышла, и слышно было, как что-то сказала собаке.

Мы приехали в городок ночью на попутке и пошли по улице, желая выйти в поле и где-нибудь под деревьями заночевать, но остановились подле этого дома, когда на нас, залаяв, бросилась собака. Мы отскочили от забора, и уже на другой стороне улицы, остановившись у ветел, по звону проволоки догадались, что она на цепи.

— Привязана, — пытался казаться равнодушным Герка.

— Ага, — передохнул я, все еще чувствуя, как неприятно встречаться с неожиданностями.

Из двери дома, выходившей во двор, прямо к собаке вышло что-то белое, длинное, уставилось в нашу сторону.

— Кто-й там? — спросил женский голос.

— Пойдем отсюда, — заторопился Герка, — подумают нехорошее, скажут еще, что воруем.

— Мы, — ответил я и объяснил, как очутились здесь.

— Идить сюда, — сказала она.

Молча провела в свой дом, постелила в прихожей на полу и, даже не взглянув на нас, как бы оправдываясь, сказала:

— Кроватьев у меня одна, уж не шибко браните.

Она ушла спать, а Герка, как обычно в таких случаях, начал объяснять мне, что всегда и везде у добрых людей очень злые собаки, и философски заключил: таков закон.

Я часто удивлялся его способности находить связь между исключающими друг друга понятиями. И сейчас он стал говорить что-то о связи природы с неприродой, хотя вряд ли понимал, что такое «неприрода». Он любил рассуждать ни о чем.

— Не слышите, что ль? — через некоторое время донеслось из горницы. — Звать-то меня будет теть Феня.

А сейчас тетя Феня уговаривала собаку.

— Пират, Пират, — говорила ласково она скулившей собаке.

Ее слова послужили тут же Герке поводом заключить, что все сильные собаки очень сентиментальны, и провести аналогию с людьми.

Полоска света передвинулась и выхватила часть горки, стоящей в углу, и мелко заискрилось стекло ее под бледным лунным светом. Я смотрел на свет и засыпал. Донесся какой-то звук, в ответ зарычала собака, а затем послышался тихий, сонный голос тети Фени, а Герка под ухом забубнил что-то о превратностях человеческой судьбы.

Я, кажется, заснул, но когда проснулся, долго не мог понять, спал я или нет. По углам топорщились серые жидкие тени, из приоткрытой двери тянуло сырым холодком.

Я выглянул в окно. Напротив, через улицу, под ветлами стояла огромная бурая корова и лизала себе бок. По улице бродил туман; белесые полосы протянулись по мутному небу и далеко у леса сходились с туманом. Я смотрел в окно, и до чего же было тихо! Тихо и хорошо! Утром все бывает тихим и задумчивым. И мне показалось, что есть какая-то связь между спокойным разговором, доносившимся со двора, и туманом, который осторожно бродил от забора к забору, тыкался в мокрые дощатые заборы, мокрые кустики и опять плыл по улице. И мысли мои, казалось, так же как и туман, текли медленно и плавно.

— Если крутой месяц больно, — говорила тетя Феня, — оно к вёдру будет, а нет…

Я оделся и вышел.

— Встал, — посмотрела она на меня. — Чего-й так рано?

Она сидела на пороге, накинув пальто прямо на ночную рубашку; ее длинное крупное лицо было спокойным, тихим и казалось неподвижным в своей задумчивости. Герка стоял позади нее и говорил, посматривая на огромного поджарого пса, махавшего хвостом и жалобно скулившего. Никогда я не видел таких печальных, будто умоляющих о чем-то, глаз, так обильно слезящихся, как у этой собаки.

— Какая же здесь связь? — продолжал Герка, почесывая виски. Он сказал серьезно, и когда усмехнулся, то это относилось не к разговору, а к Пирату, который то опускал голову и будто исподлобья пытался глядеть, то глядел косо и, казалось, чему-то удивлялся.

— Между месяцем и погодой какая связь? — повторил Герка.

— А никакой, — ответила она. — Крутой — к вёдру, а нет — к дождю. Какая тута связь? А никакой. Так все.