На маленькой планете

— Я много рудников сменил. Были б гонки по горным дорогам, я приходил бы всегда первым. У меня машина живая. Я, когда рассержусь, хвачу машину кулаком, и она идет после этого быстрее. Честное слово! У меня мать и отец в Молдавановке живут. У них большой виноградник, целая плантация, и денег у них — мешок! Гора целая. А когда я смотрю на деньги с брезгливостью, мать не верит этому, не верит, что меня тошнит от замусоленных бумажек. Она хотела, чтоб я закончил институт и стал чиновником и потихоньку прокисал в городе, но я не тот. Я во Фрунзе поначалу работал. У меня были девочки. Артистки! Не вру. Каждому бы такое, чтоб в двадцать один год столько повидать. Я люблю идти и идти все время вперед и назад не смотреть никогда. Иначе не стоит идти вперед. Я русский парень, но во мне есть что-то горное, потому что без гор я не могу. Вот хрест на пузе!

— Тебе, Толька, не приходилось в двадцать один год получать сто рублей? — спросил Николай. — Иметь мать с детьми, которые живут без виноградников.

— Для меня деньги ни при чем! — загорелся Дарин. — Абсолютно!

— Из этих ста рублей пятьдесят матери отсылать, потому что у нее четыре рта и все мал мала меньше. Не приходилось?

— Нет, я один у родителей. А отец твой где?

— На войне убит. Вот попробуй так поживи, — сказал горько Николай. — Испытаешь все страсти сполна. У меня и в мыслях не было — летать, чтоб летать. С детства не было такого. Некогда было. Я с семи лет работаю. То в колхозе на прополке сотки зарабатывал, то машину соседу мыл за двадцать пять копеек — все время в таком круговороте. И всегда к делу относился серьезно. Тут не до прыганья было. Я в работу врос с пеленок. Поэтому, нравится мне работа или нет, а я работаю.

— Бывает, — подтвердил Панкрат, подкладывая в костер хворосту. — Мал мала меньше бывает. Я сам, поди, рос таким манером. Раньше тебя родился, а рос таким же точно манером. Одиннадцать детенышей, а жить надо.

— Я к деньгам легко отношусь, — сказал Дарин. — Что это вы — деньги, деньги, плевал я на них, на ваши деньги! На ваши дурацкие деньги!

— Я в твои-то годы, Толенька, копеечку приучен был ценить, — протянул осуждающе Панкрат. — Я все прятал потихонечку, знал, что жизнючка все спросит. Мало что случится с ей? Я в девять лет промышлял рыбку для семьи. Жизнючка, что крутой кипяток, обожжешься. Я копейку прятал.

— А я вот ничего не прятал, — покачал головой Дарин. — У нас в общежитии деньги у всех в тумбочках лежат. У меня сейчас там лежит сто рублей. Надо тебе если, возьми деньги мои. Не обеднею.

— Ну тебе ловчее видать, — встал Панкрат. — Воля твоя. Мой указ тебе не приказ. Я даже не мечтал стать инженером, а он, смотри, с рук вон. Ай-яй-яй! Ну как такое можно допустить?

— Кому это нужно? — спросил громко Дарин. — Кому? Домкратик, ты ничего в жизни не сечешь, ничегошеньки. Чудак человек! Человек должен сам решать, что делать, как быть, а не жизнь за тебя, понял? Жизнь заставляет, но жизнь-то кто делает? Серые вы мои люди! — воскликнул Дарин и привстал. — Че-ло-век! Что вам надо? Он все-таки центр жизни. Чудаки вы! Да ну вас к черту! — закричал Дарин. — Чудила! И ты, Панкрат, чудило-кадило! Все вы ненормальные! — Дарин забегал по пещере, и от его топота загухало по камням эхо, зашуршало, порхая под низкими каменными сводами. Он схватил Панкрата и закружил его в каком-то нелепом танце. — Домкратушка! — закричал он. — Мы с тобой шкелеты! Мы с тобой сущие дикари, голодные и оборванные! В горах диких, в пещере дикой, и если сейчас где-то взорвется водородная бомба, то мы и знать об этом не будем! Не будем даже знать, что никто, кроме нас, не остался в живых! Вот в какой мы мир попали!

Дарин обнял Панкрата покрепче, чтобы не упасть, и вдруг перестал прыгать.

— Слушай, слушай, Домкрат, что это тут у тебя на поясе? — спросил он дрогнувшим голосом, не отпуская вырывавшегося Панкрата и шаря у него под телогрейкой сзади. — Слушай, да это ж кобура? Откуда? Слушай, да что это у тебя?

Дарин повозился, отпихнул Панкрата, повернул спиной к себе, расстегнул кобуру и вытащил… пистолет. У Дарина побелело лицо, побелели губы. Не успел Николай опомниться, как Дарин вскинул руку — и жутко хлопнул выстрел. Дарин сам не ожидал выстрела и присел, оглянувшись на Панкрата. Побежал-покатился по пещере звук.

— Это что?! — закричал Дарин. — Что это такое? Крыса, говори! Убью идиота! Где взял, говори, а то убью?

Дарин прицелился в Панкрата. Панкрат для верности упал. Снова раздался выстрел. Дарин схватил Панкрата за грудь и перевернул на спину.

— Где взял пистолет, говори! — жутким голосом закричал Дарин и снова выстрелил вверх. — Говори?! Убью!

Панкрат обхватил голову руками. Он ждал, что вот-вот в него угодит пуля, и мысленно уже распрощался с жизнью.

— Толенька, все, все расскажу, — говорил охранник тихо, шепотом, потеряв от страха голос. — Толенька, все расскажу. Господи, сохрани, господи, упаси…