На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян

Как дополнение к этому первому ответу на вопросы Фонвизина, Екатерина в той же третьей книжке «Собеседника» поместила рассуждение о значении слов «кубариться кубарем» (кубарь – волчок). Эта небольшая заметка была своего рода данью новому проекту Дашковой – созданию Академии Российской, которая должна была посвятить себя составлению словаря русского языка. Причем тон рассуждения пока еще вовсе не пародийный, Екатерине кажется полезным и забавным составлять такого рода толкования.

«Нельзя, кажется, сомневаться, – пишет Грот, – что <…> предметом намеков служил обер-шталмейстер Л.А. Нарышкин, о котором сама Екатерина некогда заметила, что он рожден арлекином» [Грот, 216] [203] . Обидевшись на этот намек, Екатерина, по мнению Грота, и ополчилась на Фонвизина.

Намек Фонвизина, возможно, и был адресован Нарышкину, хотя отметим, что характеристика «в больших чинах» последнему мало подходила. Нарышкин оставался шталмейстером (наблюдал за конюшнями императрицы) со времени коронования Екатерины, то есть нельзя сказать, что он несправедливо занимал ответственный государственный пост или незадолго до публикации вопросов получил высокий чин. Кажется, вопрос Фонвизина имел более универсальный характер и скорее говорил о тех, кто отказывался ходить на поводу у императрицы и потому не был у нее в милости. Таким человеком для Фонвизина был Никита Панин, его покровитель и друг, скончавшийся в начале 1783 г., и, конечно же, он сам, вышедший в отставку сразу после смерти своего покровителя и не получивший высокого чина. В целом, конечно, 14-й вопрос Фонвизина требует специального рассмотрения. Сейчас же для нас важно, как отреагировали на него императрица и Державин.

Императрица, в первую очередь, перевела вопрос Фонвизина «на личности», то есть отнесла его к конкретному лицу. Главным доказательством того, что фразу «кубарить кубари» Екатерина связывала не с Нарышкиным, является собственно толкование этой фразы, данное императрицей в «Собеседнике»:

Все те, кои мешкают на одном месте, не делая ничего, или то, в чем нужда не настоит тогда, когда предприяли, или определили делать что нибудь иное, как то ехать, идти, спать, писать, кушать, или чтоб то ни было такое, а вместо того сидят, говорят, из комнаты в комнату бродят, или из лестницы в лестницу всходят без дела, все те люди поступком своим походят на кубаря; кубарь же кубарит» [Екатерина, 50].

Эта характеристика похожа на то, что императрица писала о Нерешительном, под маской которого она вывела в «Былях и небылицах» И.И. Шувалова (Екатерина прямо указывала, что Нерешительный – это «обер-камергер», то есть Шувалов [Грот, 215]). И.И. Шувалова императрица относит здесь к «умникам»:

Есть у меня сосед, который в младенчестве слыл умницею, в юношестве оказывал желание умничать; в совершеннолетствии каков? – <…> он ходит бодро, но когда два шага сделает на право, то одумавшись пойдет на лево; тут встречаем он мыслями, кои принуждают его итти вперед, по том возвращается вспять. Каков же путь его, таковы его и мысли [Екатерина, 34].

То есть в ответе Фонвизину Екатерина признает, что и в ее царствование есть при дворе шуты, и в больших чинах, но намекает, что наиболее вероятным кандидатом на эту должность будет И.И. Шувалов, на что могло указывать и созвучие « шу т – Шу валов» [204] . Это давало императрице возможность подчеркнуть, что придворные шуты в высоких чинах были не только при Анне, и если они есть при ее дворе, то они достались ей от Елизаветы. Но еще интереснее рассуждение о шутах, которое императрица поместила в четвертой книжке «Собеседника» в своих «Былях и небылицах». Дедушка, один из главных персонажей «Былей и небылиц», размышляет над вопросом Фонвизина «отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие» и отвечает: