На Москве (Из времени чумы 1771 г.)

— Ладно, ступай, веди ко мне расстригу! — почти закричал Андреев. — Может, и удастся без греха. Скажи ему, что я его дошлю к одному купцу за деньгами. Польстится опять на воровство.

Аксинья вышла и вскоре в Разгуляв нашла расстригу, угощавшего вином несколько человек.

Никита был тоже немного навеселе и, завидя женщину, сам пошел к ней навстречу. Аксинья, стараясь быть спокойной, передала расстриге, что муж, опасно больной, просит его зайти к нему по делу.

— Надо тебя дослать — деньги сто рублей получить с купца!

— Ладно, сегодня же ввечеру приду.

Между тем Андреев в отсутствие жены через силу вышел из горницы, обошел весь домик, встретил двух или трех жильцов и попросил у них топора — лучину нащепать. Топор нашелся; он взял его и, судорожно сжимая в руке, вернулся в свою горницу.

— Злая наша судьба! Мачеха судьба! Как в книжках пишут, — бормотал он слова, слышанные от одного из своих господ.

«Не все ж он истратил в две недели! Осталось хоть что-нибудь», — думал он в ожидании жены. Аксинья вернулась с ответом расстриги.

— Хорошее дело, что ввечеру, — отвечал Андреев, злобно усмехаясь, — ночью легче будет с ним расправиться.

И муж, и жена с нетерпением ждали вечера и прихода расстриги. Аксинья несколько раз начинала уговаривать мужа ничего не делать, обещала даже найти снова денег.

— Молодой барин мне еще даст, — говорила она, — знаю, что даст: у него денег куча, Бог весть откуда. Что ему двести или триста рублей!

Но Василий Андреев сидел неподвижно и только раз вымолвил грозно:

— Коли ты, дура, не умела беречь мою волю, наше счастье, дозволила себя обокрасть, так нехай я пропадаю, в Сибирь уйду, в каторгу. Убью его и сам же о себе донесу! И пеняй тогда на себя!

Аксинья, чувствовавшая себя виноватой кругом, невольно горько залилась слезами.

Ввечеру, когда раздался внизу голос полупьяного расстриги, Аксинья вдруг бросилась к мужу, обняла его и воскликнула:

— Вася, обожди хоть день! Дай мне только сбегать к Матвею Григорьичу! Может, он даст еще денег…

— Полно, таких дураков на свете нет. Ступай в другую горницу, сиди, покуда не позову, а расстригу посылай сюда! — глухо проговорил Андреев.

Аксинья, дрожа всем телом, вышла, встретила Никиту и через силу выговорила:

— Ступай туда!

Расстрига хотя и был пьян, но все-таки заметил волнение женщины. Действительно, зная об деньгах, принесенных Аксиньей, он украл их, обшарив всю комнату, покуда Аксинья вышла на воздух, а Андреев лежал без памяти. Но Никита думал, что помимо его бывали у больного и другие и что подозрение могло пасть на десять разных человек. Он колебался одну минуту.

«Пойди докажи! Кто видел? Никто не видел», — подумал он и вошел к Андрееву.

Андреев впустил расстригу в горницу, смерил его лихорадочными глазами, показал на лавку в углу, и расстрига, глупо ухмыляясь, сел и спросил пьяным голосом:

— Чего вам? Дело, что ль, какое?

Андреев достал из-за комода топор и, заслоня дверь от расстриги, сделал к нему несколько шагов, взмахнув топором над его головой. Расстрига вытаращил глаза.

— Ты украл деньги! Или отдай, или на две части перешибу! — проговорил Андреев таким голосом, что сразу хмель вылетел из головы Никиты. Сразу заорал он на весь дом, на всю улицу и упал на колени перед Андреевым.

— Сейчас говори, где деньги? Или конец…

В голосе Андреева было столько отчаянья, что расстрига тотчас поверил, что это была не пустая угроза и что топор, поднятый высоко в больных, но крепких руках Андреева, тотчас просвистит в воздухе и раскроит ему голову.

— У Бякова, у дяди Бякова! — завопил расстрига. — Помилосердуй, сейчас принесу… Помилосердуй, все, что есть, принесу.

Василий Андреев, у которого уже явился луч надежды на полученье части денег, слегка опустил топор и задумался.

— Как это сделать? — вслух выговорил он. — Надуешь… Хоть, все равно, я найду тебя на дне морском и убью. Да ты-то этому не веришь и надуешь. Посылай мою жену к нему, а сам оставайся здесь.

Никита двинулся, чтобы встать с пола, но Андреев снова взмахнул топором и крикнул:

— Только пальцем двинь — мертвый!

И расстрига остался на полу, трусливо прикрывая голову ладонями, как если бы они могли спасти его от удара.

— Аксинья! — позвал Андреев жену. — Ступай, разыщи вора. Растолкуй ты ей, где и как найти.

И расстрига, сидя на полу, косясь на огромный топор, подробно пояснил Аксинье, где разыскать дядю Савелья, солдата Бякова, бывшего звонаря с Варварки.

— Скажи ты ему: иди, мол, сейчас к Никите и неси деньги, которые он дал спрятать, — все, мол, сколько есть, тащи.

Более часа времени просидел расстрига почти клубком на полу, а в углу горницы сидел Андреев, в двух шагах от него, с топором на голове.

Наконец раздались шаги, вошла Аксинья, а за ней Бяков. И, только войдя в горницу, дядя Савелий понял свой промах и что Никита не по доброй воле посылал за ним и за деньгами.

— Обида! — пробурчал он.

Увидя поднявшуюся со стула фигуру Андреева, дядя Савелий попятился и готов был бежать, но Андреев схватил его за кафтан, отшвырнул от двери и загородил дорогу.