На Москве (Из времени чумы 1771 г.)

Климовна, знавшая наизусть всю историю переговоров карабинерного прапорщика и боярыни, рассказала подробно все ей известное. Капитон Иваныч, вернувшись домой, тотчас переоделся и отправился к именитой генеральше. Он собирался заявить ей, что Уля была незаконно продана за сто рублей и что она может просто оставить ее у себя за ту же цену, если девушка ей нравится.

В доме Ромодановой Воробушкину сказали, что барыни нет дома, допустить же его в дом для свидания с Улей без дозволения никто не решался. Воробушкин вернулся домой и на другой день снова отправился, но снова получил тот же ответ: барыни не было дома. Еще два раза был Воробушкин и получал все тот же ответ.

— Что же это? Допустить, что ли, не хотят? — спросил он. — Я ведь не пройдоха какой. Я морского корабельного флота лейтенант.

Между тем, покуда Воробушкин всякий день одевался в новый мундир и аккуратно путешествовал в дом генеральши, Климовна отблагодарила своего дарового доктора на свой лад. Она в то же время, по поручению Алтынова, схлопотала, чтобы Уля как-нибудь вышла со двора.

В то утро, когда Воробушкин нашел генеральшу дома и был допущен к ней, Ули уже не было. Накануне она, не спросись никого, вышла, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу.

Воробушкин узнал это от самой барыни. Сидя перед ней и услыхав это известие, Капитон Иваныч помертвел.

— Ведь это он ее выкрал у вас! — воскликнул Воробушкин.

— Как можно?.. Нет, — говорила Марья Абрамовна. — Видели все, как сама вышла. Она охотно к нему не пошла бы, а значит, просто случилось что… Убили, может. Вы сами знаете, как у нас на улицах балуют. Тут на Неглинной под мостом, говорят, разбойники с дубьем и ножами сидят всегда.

Но Капитон Иваныч стоял на своем, что Улю выкрал Алтынов. Расспрашивая барскую барыню Анну Захаровну, он узнал вдруг нечаянно, что, за час перед исчезновением Ули, втерлась к ним в дом какая-то женщина, по имени Климовна. Все стало ясно Воробушкину сразу.

Он вскочил с места и почти закричал:

— Жив не буду, коли не разыщу!..

— Пожалуйста, голубчик… — всплакнулась Марья Абрамовна, — мне она ужасно нравится. Даже, доложу вам, Вася мой по ней скучает… Я бы за нее четырех сотен не пожалела… Хочу жаловаться фельдмаршалу… Он мне сам разрешил у себя ее оставить.

Капитон Иваныч выпросил у генеральши лошадку и поехал тотчас к Климовне, чтобы застать вдову расстриги врасплох. Но распопадья была слишком ловкая и пронырливая баба, чтобы не вывернуться из беды.

Климовна прежде всего изумилась, что Капитон Иваныч здрав и невредим.

— Действительно была я у Ульяны Борисовны, — объяснила она. — Мне сказали, что вы при смерти, я и побежала к ней объявить ей об этом… Хотела вам услужить. Она, должно быть, вышла из дому, а уж куда девалась… не знаю я. Вы-то здоровы, вот слава Богу! слава Богу!

Воробушкин окончательно сбился с панталыку и не знал, что и подумать. Не говоря ни слова Климовне, он сел в санки генеральши и поскакал к Алтынову.

Прапорщик не сказался дома. Воробушкина встретил громадный детина, с отвратительной рожей, и объявил, что такой девицы у них в доме нет.

— Да врете вы все, разбойники! — вскричал Воробушкин. — Я весь дом перешарю… враки это…

— Ну, шарить, барин, тебе будет не с руки! — заметила одна женщина. — Начни-ка шарить… тебя Марья Харчевна и уложит кулаком замертво, а то и совсем пришибет…

— Какая Марья Харчевна?

— А я… — выговорил дерзко детина. — На то я и здесь, чтобы вашего брата проходимца, по указу Прохора Егорыча, учить. Станешь ты в отсутствие хозяина шарить — я тебя в тот час и успокою.

— Как ты смеешь, грубиян, так со мной говорить, — взбесился Воробушкин. — Я корабельного флота офицер, а твой барин проходимец, а ты сам каторжник.

— Ой, барин корабельный, остерегись! — выговорил Марья Харчевна злобно и исподлобья глянул на Воробушкина.

— Чего остерегаться, грубиян!

— Да хоть бы меня! Ни за что пропадешь! Не впервой! Я отца родного зарезал!

— И гуляешь! Да еще в услуженье… Вместо острога — в дворниках! — сердито рассмеялся Капитон Иваныч.

— А вот ты бы попробовал меня запереть в острог-то! — презрительно усмехнулся и каторжник. — Да что с тобой разговаривать, время терять. Ну, уходи, будет лясы точить! Пошел!

И Марья Харчевна сделал такое движение, что Воробушкин предпочел тотчас прекратить беседу и убираться подобру-поздорову домой.

VI

Барабин отлучился из Москвы на три дня, и Артамонов с Митей, наведавшись на Суконный двор, разбранил приказчиков и высек Ивашку — в его отсутствие.

Ивашка знал, что Барабина нет в Москве. Будучи наказан не очень больно, но глубоко обиженный и оскорбленный позорищем, устроенным у самой той стены, где он старался намалевать углем Павлу Мироновну, он тотчас после наказания побежал к ней.

Павла, узнав о случившемся, невольно улыбнулась.

— Да зачем же ты стену-то пачкал?

— Да что же ей сделается! Важность какая!.. Вымыть можно. За что же тут сечь-то?..

И Ивашка объяснил Павле, что он больше служить на Суконном дворе не желает, а пойдет себе искать другое место.