На орловском направлении. Отыгрыш

Правильно припоминалось. Когда на совещании Одинцов сказал: «Самолёты есть, техников худо-бедно найду, не в том количестве, в каком следует, но найду», — и повторил безнадёжное: «А вот пилотов у нас нет», — пришлось Годунову самому озвучивать лежащую, казалось бы, на поверхности мысль о девушках-аэроклубовках.

Сказал — и увидел на лице военкома такую усталость, какой не бывает даже от самой тяжкой работы. Сразу понятно: наступил Одинцову на любимую мозоль. Наверняка те девчонки ещё летом осаждали военкомат, требуя отправить их на фронт. А что они, девчонки, умеют? Взлет-посадка? Когда небо чистенькое, как нарядное платьишко? А на земле только две неприятности — строгий инструктор и ворчливый механик?

Примерно так Одинцов и ответил, только формулировки были сухие, чеканные. Даже когда новоиспеченный командующий Орловским оборонительным районом вкратце обрисовал свой план, лицо военкома не просветлело. Но в идею Один вцепился со сноровкой истинного профессионала. И у Годунова отлегло от сердца. Во-первых, профи не только не забраковал рискованный план, но и начал уточнять частности. «Не, ну разве я не молодец? — с усмешкой мысленно похвалил себя Александр Васильевич. — Было бы время, обязательно опочил бы на лаврах, а так придётся довольствоваться диваном в кабинете Оболенского». А во-вторых…

Просто приказать — иногда тоже очень непросто. И, начав обсуждать замысел командующего, военком разделил с ним ответственность. Не важно, что формальную, Годунов не в том положении был, чтобы волноваться о подобных мелочах. Нет, Один разделил с ним моральную ответственность. Такую, какой, черт возьми, злейшему врагу не пожелаешь.

Ладно. Лишь бы только все шло так, как задумано. Одинцов, по всему видать, товарищ решительный, на полпути не остановится и сам где надо разумную инициативу проявит.

И снова нежданно-незванно возник проклятый этот вопрос: неужто всем им, деятельным и решительным, нужен был пинок извне, чтобы не сидеть и не ждать у моря погоды? Историки, вон, пишут: в первый период войны многие, кого в малодушии и боязни принимать на себя ответственность никак не заподозришь, растерялись. Те, кто выше стоял и, как следствие, больше полномочий имел, и то сплоховали, не использовали в полной мере свои возможности.

А велики ли они, возможности-то, а, Александр свет Василич? Вот то-то же. Правильно говорил краевед Овсянников: чтобы судить о таких вещах, надо их на своей шкуре испытать. У тебя ещё и преимущество есть, какого, наверное, ни у кого больше нет: ты знаешь, как все закончится…

…И всё-таки первыми с корабля бегут крысы, а капитан уходит последним, когда волны уже перехлестывают комингс ходового мостика — и ни минутой ранее. Или не уходит вовсе.

Тёмные столбы линии электропередач. А дальше, вглубь, — ещё более тёмные сосны, стволы с лиловатым оттенком, а хвоя — зеленая аж до синевы. И через двадцать, и через пятьдесят, и через семьдесят лет на этой земле будут расти сосны. Но почему-то именно при взгляде на них острее всего ощущаешь, что ты в другом времени.

В своем времени тебе нечего было терять, кроме собственной жизни. Да ей ничто и не угрожало. Но ты почему-то чувствовал себя обреченным. А здесь… это ж ведь не фантастика и ты, скорее всего, вправду обречен, но вот нет этого паскудного состояния растерянности потерянности. Тебе есть, что терять, кроме…

А вот и вехи твои, Александр Василич, — сосны да столбы линии электропередач.

Годунов едва заметил, как принялся их считать… и проснулся, ткнувшись лбом в спину Мартынова.

Сержант Дёмин стоял возле машины и вид у него был виноватый. Годунов приоткрыл дверь и выглянул. Мог бы и не выглядывать, и так знал, что увидит. Ну, так и есть: «эмка» на добрых две трети колеса погрузилась в лужу… А на горизонте маячат какие-то строения. Дежавюха, однако!

— Никак, приехали?

— Так точно, товарищ старший майор, — ответствовал Мартынов. Выбираться не спешил. Оно и понятно: Дёмин, вон, чуть не по колено…

Только тут Александр Васильевич сообразил, что фраза получилась неоднозначная, и уточнил:

— В Дмитровск, говорю, въезжаем?

— Так точно, — повторил чекист.

И то благо, что въезжаем. А чего бы и не въезжать, ежели сопровождение такое солидное? Подоспевшие бойцы в два счета выкатили командирскую «эмку» на сухое пространство, которое можно было с изрядной убежденностью именовать дорогой. «Вот оно, преимущество служебного положения», — усмехнулся Годунов.

Метров через тридцать преимущества трансформируются в тяготы: колонна войдет в Дмитровск.

* * *