На острие меча

Он шел к выходу из сада, навстречу свободе, не догадываясь, что помимо прочих соображений, открывавших дверь камеры, было еще одно, принадлежащее Николе Гешеву и согласованное с Павлом Павловым и директором полиции. Верный испытанной тактике ловли «на живца», Гешев предложил начальству использовать Никифорова — помимо его воли, конечно! — как «огонек», на который должны рано или поздно прийти его товарищи, избежавшие ареста. Никифоров, выпутавшийся из неприятностей и сохранивший мундир и друзей среди генералов, должен был, по предположениям Гешева, либо сам установить связь с кем-либо из подпольщиков, либо принять у себя курьера Центра.

— Рисковать, так по-крупному, — сказал Гешев начальству.

Куцаров спросил Павлова:

— Вы согласны с Гешевым?

— При известных условиях все может быть.

Ответ был обтекаемым, поддающимся любому истолкованию.

— Я беру ответственность на себя, — сказал Гешев.

— Что-нибудь новое есть?

— Так кое-что…

«Новое» было, но Гешев предпочел промолчать.

25 апреля 1943 года Эмил Попов бежал из-под стражи.

Вышло это до странного просто.

После очередного радиосеанса Гешев ненадолго отлучился, а немцу-оператору срочно понадобилось побывать в туалете. Балкон был не заперт; Эмил, ни секунды не мешкая, влез на перила и прыгнул на тот, что был напротив. Соскользнув по деревянной подпорке, коснулся ногами земли и, еле сдержавшись, чтобы не побежать, мерным шагом дошел до угла. Вскочил в трамвай…

Дышать было трудно; в горле застрял ком. Эмил сглотнул его, выглянул в окно: на улице было спокойно. Шли прохожие, чистильщик сапог на углу поигрывал щетками, полицейский патруль неторопливо шагал по мостовой. Старушки в черных платках, натянутых на брови, несли завязанные в белые салфеточки куличи. «Пасха», — вспомнил Эмил.

День «христова чуда».

Счастливейший день! Точнее, вечер: Эмил бежал сразу же после того, как кончился вечерний радиосеанс, в 22.30. Бежал… Ну разве же не чудо?!

Ощущение свободы было прекрасным. Пьянило.

Эмил хмелел от воздуха, как от сливовицы. Когда шел по городу, его покачивало.

Куда идти?

Еще в камере Эмил продумал маршрут и убежище на случай удачи. Попетлял по городу, оборачиваясь на углах и не находя филеров, трижды проскользнул через проходные дворы, на ходу вскочил в трамвай, на ходу спрыгнул через несколько остановок. Теперь можно идти спокойно.

…Несколько дней Эмил прятался на Церковной у одного из рабочих «Эльфы». Через него связался с подпольщиками, и ему посоветовали перебраться на улицу Селемица, дом 10, где было надежнее. Здесь, на чердаке дощатого барака, устроили тайник и Эмил провел в нем пятнадцать суток, целиком ушедших на то, чтобы с помощью товарищей восстановить радиогруппу. Части запасной, так и не собранной до конца рации один из них хранил у себя на квартире. Требовалось незаметно вынести из «Эльфы» аккумулятор и мелкие детали, нужные для монтажа. У Эмила был свой шифр, полученный от Испанца на самый крайний случай; ключом служила книга, к счастью, не попавшая при обыске в число изъятых.

Ему купили одежду, достали деньги. Когда рацию собрали, Эмил решил уходить. В Априлово. В горы. На месяц или два, чтобы связаться с партизанами, а затем вновь вернуться в Софию.

19 мая Эмил встретился в последний раз с товарищами.

Открыли бутылку ракии, налили в маленькие стаканчики. Подняли тост:

— За твою удачу, Эмил.

— Спасибо! За вас, за всех наших!

— Можешь завтра идти, мы справимся без тебя.

— Не забудьте об Иване Владкове.

— Кто-нибудь съездит к нему в гарнизон. Если все будет тихо, встретимся.

— Так… Надо найти людей, без связников трудно придется. Наметили кого-нибудь?

— Привлечем ремсистов. У нас хорошая опора.

— Ну, успеха вам…

— Ладно, Эмил, все будет сделано.

На рассвете 20-го Попов ушел в горы. Рабочий с «Эльфы» сопровождал его. В дальнейшем ему предстояло стать курьером между Эмилом и его товарищами. В деревне Комины, входящей в партизанскую зону «Район Драгальцы», Попов остался, снял комнату у немолодой крестьянской четы. Здесь его должны были найти посланцы партизан, к которым Эмил Попов отправил ятаков.

Горы… Скалы. Зелень. Холодное козье молоко. Покой.

Попов считал дни, изнывая от вынужденного безделья. Партизанские связные все не шли. То ли ятаки перепутали адрес, то ли случилось худшее, и их перехватили жандармы, но, так или иначе, связных все не было, и Эмил томился, не находил себе места.

Дважды в неделю рабочий с «Эльфы» навещал его. Докладывал, что товарищи шлют приветы, просят отдыхать и не волноваться. Отыскали Владкова, говорили с ним. Иван здоров и рвется в дело. Полк, в котором он служит, настроен революционно; в каждой роте — кружки; РО арестовало нескольких руководителей, но на их место приходят новые, так что контрразведчики беснуются; еженощно солдат выводят из казарм, а их сундучки перетряхивают, ищут листовки и книги.

Неделя. Еще неделя. И еще…

Рабочий с «Эльфы» явился в неурочный день. Был чугунно-черен.

— Несколько наших арестованы. И твой свояк — тот, что в полку, тоже.

Эмил машинально потянулся к вороту, расстегнул пуговицу.

— Отдохни, вечером возвращаемся!