На пепелищах наших домов

Дверь здесь также закрыли, но она сама по себе была хлипкой, будто межкомнатной. Ломик-гвоздодер без особых проблем справился и с этой преградой, размочалив в труху жеваную бумагу, из которой оказалась сделана створка.

Обстановка и тут особо не радовала разнообразием. С другой стороны, здесь имелся большой письменный стол и маленький раздвижной диван. Правда, Азат подозревал, что раскладывать его было некуда, поэтому главному среди местных приходилось спать прямо так. Наверное, он не особо выделялся габаритами.

Башкир уже привычно обошел стол и принялся копаться в ящиках, подсвечивая себе фонариком. Он не надеялся найти дневник или журнал, прекрасно понимая, что такие вещи вывозятся в первую очередь, а в крайнем случае уничтожаются.

Но среди нескольких листов чистой писчей бумаги совершенно случайно нашел измятый тетрадный. Выложил его на стол, аккуратно разгладил ладонью, стараясь не порвать.

«Азат Тальгатович, подсчитали запасы. Еды осталось на три недели. Даже с учетом того, что здесь с довоенных времен валяется, хотя я вообще не уверен, что это можно есть.

До сих пор вы все правильно делали. И что не стали удерживать тех, кто уезжать решился, и что убежище готовили, пока времени более-менее хватало. И даже то, что приказали сюда спуститься – верное решение.

Но больше ждать нельзя. Наблюдатели из тех, что наверх поднимаются, говорят, что тварей не только меньше не становятся, наоборот, они множатся с каждым днем. И ладно бы, как три года назад, одиночные, их можно было колами да вилами забить. Теперь стаями приходят.

Уходить нужно, пока возможность есть. Наверху в гараже машины – загрузить все, что получится, и уезжать. Иначе еды не хватит на переезд. А что потом будет, когда пайки начнем урезать… Больше шансов людей сохранить, если сразу поедем».

– Что там? – спросил Борн.

Азат просто передал ему листок. Он сел на диван и задумался.

Насколько башкир помнил, в Сарманово на начало войны проживало что-то около девяти тысяч человек. Город осмотреть ему не удалось, но почему-то он был уверен, что никто этот райцентр не бомбил. Тут ведь не имелось какой-либо промышленности, люди в основном с землей да животными работали.

А это значит, что они попрятались в убежище уже позже. Даже если тут и объявили воздушную тревогу в тот день, когда большинство крупных городов были уничтожены, и даже если местные эмчеэсники вместе с ГОшниками запустили людей в бункер, прятаться тут больше пары-тройки суток не имело смысла.

Так… пока ветер не разнесет осадки в разные стороны. Дальше можно выходить наружу. Попытались связаться с миром, не смогли, что потом? Жизнь налаживать. Овощи сажать, хлеб сеять. Той же скотины тут всегда было много, город мясом да молоком славился, и работать они умели.

И вот уже тогда, когда жизнь оказалась налажена, произошло что-то такое, что им пришлось вновь прятаться под землей. Хотя, чего тут гадать, твари появляться стали, вот и все дела.

Только вот когда это было? Если за три года до этой записки уже появлялись одиночные твари…

Когда примерно появились мутанты в Челнах? Практически в первые же годы. Со слов мародеров, это были уродливые и искореженные животные и люди с раковыми опухолями и лишними органами. Виды сформировались уже позже, это потом начались проблемы с «гопниками», «маугли», «лаками».

– Пошли, наверное, наверх, – сказал Борн, бережно свернув бумажку и спрятав ее в карман разгрузки. Похоже, «крепостные» действительно собирали свидетельства, пытаясь разобраться, что происходило в мире в первые годы после Войны.

– Надо, наверное, спиртовку разжечь, завтрак приготовить, – заметил Азат, бросив взгляд на наручные часы. – Уже скоро будить. Хоть горячего поедим…

Хотел добавить, что напоследок, но промолчал. И так все было понятно.

Двинулись к выходу из убежища. «Крепостной» аккуратно закрыл за собой обе двери, запер гермозатворы. Оторванную фальшпанель на место крепить не стали, бросили рядом. Если за столько лет никто не приехал, то и не явится уже. Их, может быть, и в живых нет.