На перекрестках судеб

— Тут мы скотину пасем. И сеном запасаемся, — пояснял Прохорыч. — Ежели сухое лето, травы до следующей осени хватит. А ежели дождит, приходится по холмам косу бить. Не люблю я это дело. Прыгаешь чисто заяц, инструмент портишь, а толку ноль. Был бы хозяин, осушил болотень, на полколхоза сена хватило бы. Да где тот хозяин, и где колхозы… Пропили давно все, едрен-пень!

Прогулка продолжалась по намеченному сценарию.

Михей снимал. Гаврила одобрительно кивал в ответ на слова Прохорыча, изредка вставлял ничего, казалось бы, не значащую фразу. Ловко оживлял монолог своими ремарками.

За лугом начался старый ельник. Впереди лес сливался с горизонтом — верный признак близкого поворота. Гаврила посмотрел на товарища. Тот незаметно кивнул.

Катер мчался к берегу.

— Привал, что ли? — вступил в разговор Михей.

— А надо? Поворот скоро, вот срезаю уголок.

— Уж не тот ли, о котором лет пять назад газеты шумели?

— Чтой-то не припомню… — Прохорыч пристально вглядывался в речную гладь.

— Ну как же… Человека взорвали. Ребенок пострадал…

— Ах, это… — дедку явно не хотелось ворошить прошлое. — А пущай о том Гаврила Тимофеич поведает. Из меня рассказчик неважный.

— Нет уж, — развел руками Гаврила. — Сам только слышал. И каждый раз по-иному. Валюшинские ребята горазды на выдумки. Уж лучше из первых уст… Выкладывай уж, Прохорыч. А я, если что не так, добавлю.

— Да ить я тоже со слухов. Я ж говорю: года три на заимке. Брат тут служил. Но занемог. Теперича в поселке завалинку давит. Восемьдесят семь — пора и честь знать.

— Родной Ваш братец? — Михей прилежно играл роль недалекого горожанина.

— Наироднейший. Тяжеленько ему тогда пришлось. И дернул же нечистый яхту купить! Ить до суда дело дошло. А в нашем возрасте лишние переживания…

— Лишние переживания в любом возрасте для здоровья неполезны, — вмешался Гаврила. — Однако ж тебе очевидец рассказывал, а мне — непонятно кто.

— Да ить и рассказывать нечего. Собрался известный в округе народец. Погуляли, выпили. Захотелось уток попугать. Мой-то старшой вызвался энти самые феверки популять. Популял. Угодила одна игрушка в катерок, бес его принес! В этих местах случайного человека редко встренешь. Нет, на тебе! А там бензобак с протечкой, что ли. Ну и бабахнуло. А потом и полыхнуло. Мужика — вусмерть, пацаненка на берег выбросило. Тоже, бают, обгорел сильно. Бабу Бог миловал. Потому как на берегу осталась. Дальше суд был, начальники вроде не при делах, а брательник мой недееспс… недееспособным оказался. Годы жеш…

— Годы… Сам догадался или помог кто? — Гаврила хитро мигнул Прохорычу.

— Это с какого боку посмотреть, — мигнул тот в ответ. — А по мне лучше было не связываться. Хотя… много ли с правды поимеешь?

— Вам-то вряд ли досталось, — поддал жару Михей.

И наступил на нужную мозоль.

— Достанется тут! — зло крутанул руль старик. — Как же, рази что рабочее место. Итить их… Но я не жалуюсь. Мне и тут нормально. Тепло, сытно, жить можно.

— А братец-то слинял…

— А Петька у нас, едрен-пень, такой, чуть горелым запахнет, он в кусты. Еще родители живы были…

И Прохорыч ударился в воспоминания. Его не торопили. Уж лучше пусть сам себе голову задурит, а потом под нужный вопрос и прогнется.

Поворот проплыл мимо, очерченный все тем же тростником, почерневшими стволами елей, желтым песком берега, намытым мусором.

— Красивое было место… — вздохнул Гаврила. — Это ж как полыхнуло. И не приберется никто.

— А чего прибираться? Кому охота на месте смертоубийства отдыхать? — Прохорыч издал неопределенный звук и оглянулся к клиентам. — Поворачивать что ли? Да и мест у нас для отдыха полно, одним больше, одним меньше…

— Оно понятно, — кивнул Гаврила. — Но ведь непорядок. Земли-то твои?

— Арендуем, не без этого. Охота ж на пятачке не получится. Не я, конечно, племянница. Петр как отошел от дел, все на дочку оформил. А я так, пашу на кусок хлеба с маслом. Жизнь — штука уж больно несправедливая. Оно как получается? Кто мягчей, об того и ноги вытирать сподручнее…

— А как зверь? Можно на трофей рассчитывать? — подал голос Михей.

— Смотря, что взять собираетесь. Мех сейчас никакущий…

Разговор гости перевели в безопасное русло. Лодка развернулась у перекошенного хуторка. И пошла против течения.

Маришка ожидала их возвращения с нетерпением:

— Подзадержались… у меня обед простыл, поди. Чё ж ты, Прохорыч, людей морозишь?

— Ты, девка, шуми, а меру знай! — резко оборвал тот. — Они ж не пироги лопать прибыли. И не задницу твою щупать. Тихо сиди! И губята-то прибери, ишь раскатала, едрен-пень!

— Гаврила Тимофеевич, вы бы с хозяином посмотрели арсенал, — мягко кивнул приятелю Михей. — Охота ждать не будет. А мы уж как-нибудь сами справимся, правда, Мариша?

Девушка расправила плечи, смущенно улыбнулась, стрельнула глазками:

— С таким да не справиться… пойдемте, что ли, помощничек…

Михей отводил глаза от качающихся из стороны в сторону крутых бедер, прикидывая, как бы на засаду не напороться. Очередная интрижка в его планы не входила. Строить отношения с девицей следовало в ином ключе.

— Обижает? — он взялся за стопку тарелок.