На плахе Таганки

У Беляева нет голоса, а такой крепкий парень. То же было с ним в Берлине.

Наши уехали на экскурсию, мы говорили и матерились в № 1619. По спектаклю Ю. П. делал замечания Демидовой и мне, чтоб не бился самоцелью в тень Грозного. Смотрел на меня мягко, иронично. Николай горячо говорил о предательстве Любимова в сговоре с Петренко... Но Любимов усвоил мой вчерашний ответ о Гамлете — ни один артист не имеет права на монополию в роли. И сегодня начал он эту тему, но его «заговорили». Но я понял, куда он повел — спасти может только крепкий дублер.

Любимов о «Гамлете»:

1) «Мы начали с тобой серьезно работать».

2) «Я считал это единственной возможностью повлиять на Владимира».

Особое мнение: Высоцкий — великий поэт, и этим он особенно дорог русской культуре. Он хороший артист, но не в этом его сила. В поэзии и в личности, конечно, которая приковывала к себе внимание. Хотя вот роль Свидригайлова, с моей точки зрения, он играл блистательно.

18 января 1991 г. Пятница

А Ирак ударил по Хайфе, нацелен на Иерусалим. Это уже война на полную катушку. Заварилась каша не на шутку. Телевизор все время передает про войну, и понять ничего невозможно.

«Свет социализма». Я приехал сюда еще с одной тайной целью. Этот журнал десять лет назад поместил некролог о В. Высоцком с моей фотографией. Люди, знакомые с цивилизованным правосудием, посоветовали мне подать на «Свет социализма» в суд за нанесенный моральный ущерб. Я ждал этого часа десять лет. Вот, думаю, попаду в Чехословакию, затею процесс и получу с журнала деньги. Но оказалось, что год назад «Свет социализма» померк, погас, редакцию разогнали, процесс не состоялся, деньги я не получил, и вообще мне чехи заявили, что слово «социализм» вычеркнуто из словаря. Вот что наделал «нерешительный» Горбачев.

Губенко:

— Я не боюсь, я считаю себя еще конкурентоспособным.

Любимов:

— Абсолютно.

19 января 1991 г. Суббота

Господи, спаси и сохрани и искорени из сердца моего злой корень! Начинается вахта «Живого». Заставили меня вчера говорить тост, и начал я с того, что, мол, среди коллег раздавались голоса — да стоит ли ехать к военным, когда совершаются преступления в Прибалтике, в других районах... И тем не менее я счастлив, что столько коллег откликнулось на просьбу посетить ЦГВ, и, поскольку я трезвый и это нельзя посчитать за подхалимаж, я низко кланяюсь Юрию Петровичу за то, что, несмотря на всю занятость, нервную обстановку в связи и с войной, и с Литвой, и с делами внутри театра, он нашел время, силы и возможность приехать вместе с нами. Здесь могли быть наши дети, служба есть служба, работа есть работа... мы с вами не виноваты и не ответственны за преступления, совершаемые по приказу свыше. За наших главнокомандующих...

Рад, что поднял эту тему и сказал всю правду, которую и военным небесполезно знать, и нашим еще раз услышать, что я подчас самую больную и скрытую точку не боюсь задеть. Но — гордыня, прочь!!

21 января 1991 г. Понедельник. Прага

Что часто перед глазами моими... чайная, кажется, ложечка, которой Тоня черпает «собственный сок» лососевый, мясо рыбы она съесть не в силах, хотя полрюмки водки, разведенной чаем, выпила. «Не хочу, мама». Потом мы провожали ее с Сашкой домой, снег, зима, я в полушубке Сашином, на ней пальто тяжелое, она еле несет этот квадрат на своих плечах. Сестра моя! Да слышит ли меня душа твоя чистая, в каждом «Живом», на каждом «Доме» я вызываю образ твой, смерть твою, жизнь твою в помощь себе. И не в силах описать я последние часы твои, как ты села на полу на кухне... Ты поняла, что не дойти тебе до кровати одной... однако ты не позвала, не кликнула мать. Она спохватилась, что тебя долго нет... а ты сидишь на полу... Как ты села? Ты оперлась на стол, за что держалась ты?! И почему мать не позвала? Хотела отдохнуть, думала подняться или уже поняла и решила — вот и конец!! Мать-старуха в восемьдесят лет снова тебя 60-летнюю на руках носила. А когда это случилось?! Года еще нет, ведь нет?! Я зимой приезжал не в кожаном пальто. Говорили, если ледоход переживет — еще поживет. Ты не дожила до ледохода. Господи, что же это с памятью творится! Кто же ты была для меня в жизни, что значила, если снова и снова я утешиться не могу, а мать тем более. Она пережила свое дитя — дитя самое любимое, потому что самое несчастное и волею судьбы обделенное и материнской лаской, любовью (которую хранила тайно от второго мужа, не выказать лишней заботы старалась, скрывала, как могла), и кровом родительским. Вот ведь какая штука.

А завтра в 10.30 сбор коллектива в конференц-зале, при закрытых дверях. Шеф снова и снова будет излагать свои претензии и делать ходы. А ну как он предложит всему театру эмигрировать, не возвращаться, и сделать по этому поводу заявление — вот шума-то будет! А если это еще будет подкреплено, по мысли Беляева, чьим-то крепким капиталом, то эта игра может оказаться серьезной. А семьи, а близкие, а любовницы.

— Семьи наши постепенно через ООН мы перетащим сюда.

— Да кому мы нужны тут?! Что мы делать будем?!

— Да мы сыграем, сблефуем, а там видно будет.