На пороге войны

Мне редко приходилось в те годы встречаться с Михаилом Васильевичем, но каждая встреча оставляла след. Уже значительно позже, когда мне пришлось работать в атомной промышленности, я часто обращался к его помощи и неизменно получал у него дельные советы. Высокого роста, хорошо сложенный, с простым открытым лицом, он уже всей своей внешностью как бы олицетворял спокойную мощь.

Кто-то в шутку у него спросил:

— А ты не проверял, откуда свой род ведешь? Не от Ильи Муромца?

— Нет, не проверял, — спокойно ответил он. — У нас есть кому проверять. Давай-ка лучше делом займемся.

В конце 1938 года происходило премирование наиболее отличившихся работников. В небольшой премиальный фонд входило несколько радиоприемников, выпускаемых оборонными заводами, и отрезы на платья и костюмы.

После торжественного собрания был зачитан приказ наркома о награждении. Кагановича не было, и открывал собрание Хруничев, он же выдавал премии. Надо было видеть, как он это делал!

Называя по имени и отчеству награжденного, он развертывал перед всеми сидящими в зале отрез и, пожимая руку товарищу, приговаривал, обращаясь к сидящим в зале:

— Ну и костюм получится. Вы только посмотрите, какой это материал!

Для каждого у него находились особые слова приветствия. Об этом собрании долго потом говорили в наркомате.

…Темпы работы нарастали. С пуском новых цехов возникали новые сложные вопросы освоения незнакомого для большинства работников оборудования.

Нам нужно еще четыре, пять лет и вот тогда… Мы не договаривали, от перспективы захватывало дух.

Время работает на нас — так будем же выигрывать время!

Новые заботы

Закончились две пятилетки. Мы готовились к третьей, которая должна была поднять нашу экономику на более высокий уровень.

Решением январского Пленума ЦК ВКП (б) на десятое марта было назначено открытие XVIII съезда партии. Все с нетерпением ждали это событие.

«Какие же задачи будут поставлены новой пятилеткой?» — спрашивали мы друг друга. Все мы участвовали и в составлении и в осуществлении первых двух пятилеток. Я помню, как приходилось считать, сколько нам потребуется различных ферросплавов для того, чтобы изготовлять различные сорта стали для авиационной и автомобильной промышленности, для химического машиностроения, железнодорожного и водного транспорта, обороны страны и многих, многих других надобностей. Тогда у нас не было ни опыта, ни достаточных знаний. Для определения потребности в ферросплавах в Главметаллосбыте была образована особая группа, которую возглавлял Бенименсон, имевший некоторый опыт по определению, как он любил говорить, конъюнктуры…

Я вспоминаю, с какой гордостью рассказывал нам студент, закончившей Горную академию на год раньше меня, о том, что он будет работать на заводе, где скоро начнут изготовлять арифмометры.

— Сложнейшая машина, — несколько раз произнес он. — Любые цифры можно перемножать. Тончайшие детали. Мне придется их термически обрабатывать. От качества обработки зависит точность счета. Вы понимаете, какая требуется тонкость в работе! — У рассказчика горели глаза от гордости, а у нас, слушателей, от зависти: «Везет же людям!»

Мы множили, складывали, вычитали и чинили карандаши. А чинить было трудно, дерево не поддавалось ножу, графит крошился и, казалось, был тверже стали. Лезвие ножа скользило по нему. Карандаш в те годы тоже был проблемой.

Как-то будучи в управлении ВСНХ, которое занималось предприятиями легкой промышленности, я стал свидетелем разговора с директором карандашной фабрики. Его упрекали в том, что фабрика выпускает плохие карандаши.

— Заточить карандаш невозможно, — нервно кричал начальник управления. — Вы дерево на карандаши не то берете, какое следует.

— Дело вовсе не в дереве. Какое есть, такое и берем. Ножи нужно лучше точить. Острым ножом вы без труда очините любой карандаш.

— Ты лучше скажи, почему фаберовские карандаши тем же ножом очинить можно, а твои нельзя. Ну, хорошо, дерево, допустим, не нашли, но и графит не лучше. Он то крошится, то такой твердый, что его нож не берет. Заострить нельзя. По бумаге как тупым шилом водишь. Писать не пишет — только бумагу царапает. Это отчего? Можешь ты нам объяснить?

Вот этими карандашами, вздыхая и ругаясь, мы и составляли первую пятилетку, которая резко подняла уровень нашей промышленности.

Мы считали и пересчитывали, а в это время многие злорадствовали и насмехались над нами. Английская газета «Таймс» писала тогда, что «большевики пытаются в пять лет осуществить то, на что потребовалось бы пятьдесят лет в самых благоприятных условиях, которые, как они сами признают, отсутствуют».

Германская печать называла первый пятилетний план «утопией чистейшей воды, пущенной в ход только для того, чтобы испугать других призраком мировой революции».

На XVIII съезде партии будут подведены итоги бурному периоду последних пяти лет — подведены итоги второй пятилетки. Съезд рассмотрит и утвердит третий пятилетний план, утвердит изменения в Уставе ВКП(б).