На последний шанс меньше

Бахнуло! От неожиданности Кутуз дёрнулся, попытался ухватиться за грудь, но скованные наручниками руки не послушались. Страшная боль заставила сжаться, сесть, а потом и упасть на колени, бухнуться на грязный, по которому ходят люди и животные, на который плюют и бросают окурки пол. Взор помутился. Кутуз попытался вздохнуть, но боль не дала. Спустя мгновение он бессильно закрыл глаза, изо рта его потекла струйка крови.

– Точно в сердце… – Сержант без единой эмоции дунул на выходящий из ствола пороховой дымок, даже понюхал остатки горелого запаха и только тогда его губы изогнулись в довольной улыбке. – Нет боли – нет греха.

В прошлом машина, а теперь дуршлаг на колёсах вилял через обходные пути, тащился через заросшие поля и даже плёлся вдоль железной дороги, где чуть не застрял на рельсах. Наконец впереди замаячили крыши кирпичных многоэтажек.

– Вот оно! – Паша ухватил Никиту за плечо, сжал. – Новосемейкино! Тормози. Давай вон туда, в лес. А то нас на таком корыте быстро рассекретят!

Никита послушно свернул в лесок, проехал вглубь метров триста и остановился в окружении особенно пышнолистных деревьев. Когда мотор заглох, машина, точно живая, с облегчением вздохнула и умолкла.

– Фух! – Паша откинулся в кресле, его грудь высоко и часто вздымается, словно всё это время он не ехал, а бежал. – Ну и дела! – Тут он громко и грязно выругался. – Ну и дела, Никитос! Звиздец какой-то!

Никита устало положил локти на руль, опустил голову и тем стал похож на студента, уснувшего за партой.

– Ну, благодаря тебе ещё не совсем… – выдохнул он и утомлённо, и с ноткой веселья. – Если б не ты… Спасибо, Паш, что выручил. Я тебе этого в жизни не забуду…

– Должен будешь! – воскликнул Паша не задумываясь. – Но знаешь что, Никит?.. Ты везунчик! Настоящий чёртов везунчик! Говорю тебе это, как профессионально понимающий.

– Везунчик… – Никита бледно улыбнулся. – Ну да… Такое везение редко встретишь…

– Редко! – Паша закачал головой. – Редко, Никитушка! Ведь за всё это время в тот дом могли хозяева вернуться, могли обнаружить брошенный тобою автомат. Но не пришли, а я спокойно пробрался и забрал его! На стрелку вашу опять же незамеченным прошмыгнул. А удрали мы как, а?! Оба целёхоньки! Это фарт, приятель! Настоящий фарт! Кстати о фарте…

Паша с силой ударил в бок уронившего голову на грудь Гарика, которого до того сам еле усадил, чтобы не падал от тряски. Гарик оскалился, скривил губы, но глаз не открыл и не шелохнулся.

– За всё, паскуда такая, ответишь! – Взгляд Паши ожесточился, лицо посуровело. – За каждую пролитую из-за тебя каплю крови! Где наша заначка кофеиновая?! Мразь гадкая…

Он пихнул его ещё раз, сильнее. Гарик поморщился, но слишком слабо, а человек в полном сознании обязательно бы от боли вскрикнул.

Сам уже вытирая рукавами руль, Никита предупредил:

– Протри все пальчики. Мы уходим и машину оставляем. Не пропусти ничего. Автомат тоже брось, только протри сперва.

– Чай не глупее некоторых! – Паша кивнул, но резко и злобно оскалился, вновь метнул на Гарика ненавидящий взгляд. – А у нас найдётся верёвка?..

Салон и всё, чего вообще могли коснуться пальцы, был тщательно вытерт до самых глубоких уголков. Автомат разрядили и бросили на сиденье, из рожка вытрясли оставшиеся патроны и протёрли каждый. Глядя, как Паша старательно зачищает следы, Никита помалкивал о том, что заряжал оружие в перчатках. Пускай чистит, на всякий случай…

Спортивной курткой связали Гарику руки за спиной и посадили у заднего колеса. Тот всё ещё без сознания или умело претворяется. Когда дело дошло до открывания грузового отсека, Паша вдруг стал застенчивым и вообще как-то пыл подрастерял.

– Никит, открой лучше ты… – Он отвёл взгляд. – Не хочу я на него смотреть. Он наверное там в язвах весь, в синяках… Это ж, можно сказать, я частично виноват…

– Глупый ты что ли? – Никита усмехнулся и покачал головой, однако руки его уже потянулись к створкам. – В чём вина-то твоя? В том, что тебя не убили в ту ночь?..

Щёлкнул замок, двери распахнулись. Дневной свет открыл взору короб с тремя деревянными ящиками, на одном из которых в свитере, в старых джинсовых штанах и в очках сидит тощая фигура. Чернеют короткие тёмные волосы, выделяется бледностью кругловатое азиатское лицо. В нос шибанул сильный запах немытого тела. Японец поднял голову, взглянул на Никиту, но не сделал даже попытки двинуться. Глаза его смотрят печально, спина горбится.

– Иди. – Никита отступил, дал Паше проход. – Приведи его в чувство. Он по-русски, кстати, кумекает?

Паша сглотнул, сделал шаг и встал у входа. Японец сначала не отреагировал, но потом резко поднял лицо! Глаза его округлились а челюсть отвисла, показались давно немытые зубы.

Голос Паши задрожал, словно он разговаривает со щенком, угодившим в беду:

– Япончик, дорогой… Идём! Идём… Ты свободен…