Я слушал внимательно и понимал, что она права. Железобетонно права. Я и сам прекрасно знал, что должен быть далеко от неё, но почему-то не могу оторваться. Намагничиваюсь всё сильнее с каждой встречей и забываю о том, что привязан к другой.
— Я не могу так, веришь нет? Не могу смотреть, как ты подвергаешь свою жизнь такому риску. Ты хоть подумала, что он сделает с тобой, если ты ему в лапы попадёшься?
— Лучше я, чем невинные люди, — выдавила сипло. — Здесь меня вы защищать будете, а их кто защитит, если откажусь?
Она отвела глаза и попыталась отстранится, но я не позволил, поставив руки по обе стороны от неё.
— Для него ты игрушка. Для разрабов — приманка. Для ребят — товарищ, коллега, сестра. Для меня… — она снова взглянула на меня внимательно слушая. — Для меня ты тоже не посторонняя, поняла?
Лиза молчала, пока я раздумывал над тем, как свернуть с опасной темы, но не нашел ничего, что позволило бы мне оставить надежду. Надежды не было. Не в моём случае. Я скоро отцом стану, в конце концов, и мне нужно разобраться со своим наваждением, доже если она постоянно будет перед глазами. Если будет с ума сводить. Я… Не могу предать собственного ещё не рождённого ребёнка. Только не так.
— Наверное, нам обоим эти отношения не нужны. Но ты всё равно важна для меня, понимаешь?
Лиза невесело улыбнулась.
— О чём ты, Стагаров? Я не вижу в тебе ни брата, ни товарища. Просто мужчина, который отчего-то не может оставить меня в покое.
Я вдохнул полной грудью, чтобы не начать доказывать ей своё видение ситуации. Хочет строить из себя кремень, пусть строит, но даже сейчас я вижу, как бьётся вена на её шее, позволяя сосчитать удары сердца и обнаружить тахикардию.
Но я буду молчать. Сейчас и всегда.
— Я сказал, и надеюсь, что ты услышала. Когда пойдёшь за Аргеном, не забывай, что за твоей спиной стоим неравнодушные мы.
И я ушел, оставив её там. Размышлять над сказанным.
Мне не нравилась сложившаяся ситуация, но я не мог заставить себя изменить собственное решение, пока Виноградова не изменит своего.
Его слова никак не шли из головы ни на работе, ни дома, ни даже когда позвонил Прокопенко, виновато спрашивая, как я.
Да никак. Ощущение, что проваливаюсь в бездну, над которой летают коршуны, ожидающие, когда она выплюнет мои же кости им на прокорм.
— Про Сольникову из архива знаешь? — спросил виновато.
— Знаю. Почему так поздно сообщаешь?
— Ваши сказали помалкивать пока. Но я бы всё равно рассказал. Переживаю.
Я хмыкнула в трубку и запрокинула голову, отложив материалы дела в сторону.
— Я не понимаю, что ему нужно, Жень. Та стычка была абсолютно случайной, но я как-то оказалась в эпицентре событий и совершенно безоружна.
— Я не знаю подробностей. Они всё изъяли, сообщив, что это не в нашей компетенции. Надеюсь, ты в порядке будешь?
— Буду. В обиду не должны дать.
Прокопенко умолк на мгновение, а после тихо спросил:
— Ты… К нам вернёшься?
Я рассмеялась. И не было в этом смехе ни капли веселья, потому что мы оба знали, что я должна ответить.
— Ты же меня знаешь, Жень.
Прокопенко вздохнул и звякнул чем-то.
— В том-то и дело, что знаю, Мелкая. И по-хорошему, надавать бы тебе по заднице, чтобы грудью на амбразуру не лезла.
— Но ты понимаешь мои мотивы и поступил бы точно так же. Скажи, что я неправа?
Да, Прокопенко такой же, как я. Говорят, люди одинаково стремящиеся защищать других, всегда находят массу родственных душ. В плане Женьки и ещё нескольких ребят из уголовного розыска, я была уверена на все сто процентов.
Разговаривать с ними — как вести внутренний диалог. Ты знаешь, что они ответят на несправедливое обвинение или попытку защитить мерзавца. Это не объяснить словами. Это не показать на действиях. Просто есть твёрдое убеждение-ощущение, которое воспринимаешь, как естественное. И Женька Прокопенко, друг детства и названый брат был таким же, как я. Он знал и понимал меня так же, как осознавал себя.
— Я мужик, а тебе ещё детей рожать.
Я снова рассмеялась. Раньше он об этом не особо думал.
— Береги себя ладно, Мелочь?
— Бывай, — хмыкнула я, не в силах что-то обещать. — Яне привет.
Когда он положил трубку, я закрыла глаза и снова подумала о сказанном Сорой. Не знаю, что ему нужно от меня. Не хочу знать. Но всё равно чувствую, как тянет в груди.
« — Когда пойдёшь за Аргеноом, не забывай, что за твоей спиной стоим неравнодушные мы.»
Они за мной пошли. Пошли, потому что не считают чужой, да? И его слова я вынуждена принимать за чистую монету. Я ведь, по сути, никто для них. Прибилась, как бродяжка. Они могли оставить Тарану и забыть о существовании девчонки, что высоты боится, как слон мышей. Но всё равно влезли, не желая отдавать на поруки каким-то мудакам.
— Как же сложно всё, — выдохнула в пустоту, растрепав волосы, и поднялась из кресла.
Хотелось сделать глоток свежего воздуха, и я поплелась на балкон посмотреть на ночные звёзды, которые так хорошо видно сентябрьскими ночами.
И не думать. Ни о чём не думать, слушая шум города и гул ветра, создаваемый балконными перекрытиями. Отдать ему свои переживания, созерцая пустоту.