На пределе жизни

Такие ограниченные участки суши, которые выделяются среди окружающей местности более теплым климатом и лучшим развитием растительности, известны и в Арктике, и в Антарктике. Есть, например, небольшие оазисы у нас на Чукотке, но там они обязаны своим существованием многочисленным горячим источникам. Причины образования антарктических оазисов до сих пор не выяснены, но возможно, что и там существует прямая связь между ними и активной вулканической деятельностью. Оазис на нашем острове возник скорее всего за счет того тепла, которое накапливали окружающие долину скалы. Солнце, светившее круглые сутки, даже сквозь облака и туман грело темно-бурые утесы. Термометр показывал, что в этот день температура их поверхности была на семь с лишним градусов выше температуры воздуха. Возможно, что, кроме скал, долину согревали и фёны[4].

На нашем острове летом преобладали южные ветры. Дуя с ледника, с большой высоты, они повышали в долине температуру воздуха, способствовали быстрому таянию снега и пышному развитию растительности.

Не без сожаления оставляли мы этот гостеприимный уголок, снимали и свертывали палатку, завязывали рюкзаки.

23 июня нам удалось пройти около двадцати километров и достигнуть с севера западной оконечности острова мыса Эммы. Едва мы вышли за пределы долины, в которой провели ночь, как вновь встретились с труднопроходимой снежной кашей, покрывающей сушу и прибрежные льды. В этот день интересные находки ждали геологов. В береговом обрыве встретился пласт каменного угля. Он не имел практической ценности: разрабатывать небольшие залежи угля на труднодоступном острове слишком дорого. Но находка показывала, что в давние геологические времена здесь был теплый и даже жаркий климат, росли деревья. В обрыве вблизи мыса Эммы мы обнаружили многометровый слой громадных вулканических бомб. Они свидетельствовали о древних извержениях вулкана, когда расплавленная лава не только изливалась из недр земли потоками, но также «выплевывалась» под могучим напором газов и пара и, отвердевая в воздухе, падала в виде многопудовых шаров и «лепешек».

Чем ближе мы подходили к мысу Эммы, тем круче и величественнее становились прибрежные скалы. У самого мыса они состояли из множества прислоненных друг к другу гигантских столбов правильной формы и напоминали то фантастические замки, то органы с бесчисленными трубами невиданных размеров. Здесь мы также нашли птичий базар, но более крупный, чем обнаруженный ранее на мысе Эммелины. На выступах и площадках базальтовых столбов, в нишах и расщелинах между ними, как правило в совершенно недоступных местах, гнездились тысячи пар кайр, моевок, чистиков, бургомистров.

_{А эти базальтовые столбы встретились нам уже у самого мыса}

Птицы летали и сидели так высоко, что их голоса едва доносились до прибрежных пляжей, а часто за шумом бегущих со скал ручьев и вовсе не были слышны. Моевки с таким же усердием, как и две недели тому назад на мысе Эммелины, продолжали ремонтировать и строить гнезда. Судя по тем колониям, до которых нам все-таки удалось добраться, кладка у них еще не начиналась. Зато на карнизах, занятых кайрами, уже лежало много крупных, ярко раскрашенных зеленых и голубых яиц.

Яйца кайр по вкусу нисколько не уступают куриным. Поэтому перспективы их сбора для разнообразия нашего чистикового меню казались очень заманчивыми. Для коллекции необходимы были яйца и мне. Однако, потратив несколько часов, рискуя сорваться с узких и скользких карнизов, мы с огромным трудом собрали всего около полутора десятков яиц. Правда, вечером мы все-таки жарили яичницу, но решили, что это блюдо обошлось нам слишком дорого.

Обогнуть остров мы не смогли. У мыса Эммы начинался большой «непропуск»: сразу же под берегом открывалась полынья; холодные, пенистые волны лизали крутые скалы. Верхней дороги по берегу не было, в море до горизонта тянулись лишь мелкие поля битого льда. Оставался только один выход: переночевать где-нибудь поблизости, на следующий день перевалить через остров, выйти на его южное побережье, а оттуда уже попытаться достигнуть противоположного конца «непропуска».

В середине ночи, когда после ужина мы заканчивали обработку собранных за день материалов, где-то в стороне послышались звонкие, гортанные крики черных казарок — гусей, обитающих на самых северных участках арктической суши. Прошли минуты, и из-за скал показалась стайка этих птиц, выстроившихся в длинную волнистую линию. Гуси летели в северном направлении и скрылись на горизонте в темных облаках, висящих над большими полыньями.