На пределе жизни

Потом, лежа в мешках, мы долго и всесторонне обсуждали эту встречу. Вначале у Дани возник чисто «гастрономический» вопрос, насколько съедобны казарки и каковы лучшие способы приготовления из них жаркого. Однако вскоре разговор перешел на тему о причинах, которые заставили этих сухопутных птиц лететь на север, где они долгое время не увидят ничего, кроме льда и небольших участков открытой воды. Мне вспомнилось, что пятьдесят с лишним лет тому назад Толль и его спутники здесь видели гусей — скорее всего, тоже черных казарок, пролетавших с севера, со стороны моря, на юг. Об этом наблюдении, придавая ему большое значение, Толль счел нужным сообщить даже в своей короткой записке которую оставил на острове.

Толль, а позже и многие другие исследователи Арктики связывали перелеты птиц, в том числе и гусей, к северу и с севера до Новосибирских островов с существованием там Земли Санникова, по-видимому обширной, никому не известной суши. В последние годы через район, расположенный севернее Новосибирских островов, пролетали сотни самолетов, проходили корабли, но следов земли здесь не обнаружили. Таинственная земля не существует. Но в таком случае куда же птицы летят на север? Ответ на этот вопрос, кстати окончательно доказывающий отсутствие Земли Санникова, дают результаты кольцевания птиц. Оказывается, что для линьки в начале лета казарки с северных берегов Азии направляются… через льды Центральной Арктики в Северную Америку, а осенью этим же кратчайшим, но нелегким путем возвращаются обратно. Почти наверное, что и стая, встретившаяся нам сегодня, летела по этому маршруту.

_{Кайры на карнизе базара}

На следующий день нам удалось полностью выполнить намеченную программу. Перевалив по глубокому снегу через остров, мы вышли на южный берег, разбили палатку, оставили в ней большую часть груза и налегке добрались до мыса Эммы, до «непропуска», остановившего нас накануне. Это был, пожалуй, самый тяжелый и дальний переход за все время нашей работы на острове. За восемнадцать часов с двумя-тремя непродолжительными остановками мы проделали путь в общей сложности больше тридцати километров. Особенно трудно было идти вдоль южного берега: на суше в многочисленных долинах лежал глубокий слой раскисшей снежной каши, в которой то и дело увязали по пояс. На припае, до тех пор пока тянулись ровные ледяные поля, дорога оказалась еще сносной, но ближе к мысу Эммы начались беспорядочные нагромождения торосов, а вместе с ними опять глубокий снег и скрытые под ним трещины.

Сапоги у каждого полны водой. Вначале, после первых «заплывов» по снежной каше и через ручьи, мы еще пытались разуваться и выжимать портянки, но вскоре убедились, что это бесполезно. Через несколько шагов в сапогах оказывалось столько же воды, сколько ее вылили. Разница заключалась лишь в том, что каждый раз сапоги наполнялись холодной водой, а выливали мы теплую, успевшую согреться при ходьбе. В довершение ко всем неприятностям у мыса Эммы нас застал сильный дождь.

По пути встретилось еще несколько колоний белых чаек. Однако птицы по-прежнему держались у вершин отвесных базальтовых столбов, и до гнездовий их добраться не удавалось. С южной стороны мыса Эммы оказался большой птичий базар, но достичь карнизов его, занятых кайрами, было так же трудно, как и на северном побережье. Дима, вчера особенно одобрявший яичницу и, видимо, теперь вдохновляемый теплыми воспоминаниями о ней, с большим трудом сумел вскарабкаться на узкий-карниз с сидящими в ряд кайрами. Появление человека не вызвало переполоха среди птиц. Большинство их продолжало сидеть на своих местах, и, чтобы собрать яйца, Диме то и дело приходилось сталкивать с них наседок. Это говорило о том, что кайры уже по-настоящему приступили к насиживанию и яйца малосъедобны. Так на самом деле и получилось. Весь Димин сбор годился лишь для исследования и коллекции.

На обратном пути среди каменистых россыпей с порослями злаков попался свежий гусиный помет. По-видимому, накануне здесь кормились и отдыхали, набирая сил перед далеким перелетом, черные казарки. Тут же чуть не из-под ног с шумом вылетел самец белой куропатки. Самки куропаток ранней весной теряют белое зимнее оперение и надевают хорошо маскирующий их рыжевато-серый наряд. У самцов линька намного запаздывает, и сейчас у пролетавшей птицы большая часть тела еще оставалась белой. Эта особенность оказывается для куропаточьего рода чрезвычайно полезной. Самец бросается в глаза в первую очередь и часто становится жертвой хищников. Зато тем самым он отвлекает внимание от скромно окрашенной самки, занятой насиживанием яиц или воспитанием птенцов.