На пределе жизни

Вот, наконец, и оазис. Подходим к нему не со стороны моря, как весной, а сверху, со стороны ледника. Недолгий спуск — где по скользкому ледяному склону, где по крутым каменным россыпям — и мы на месте. За прошедший месяц больших изменений здесь не произошло. Так же приветливо синеют небольшие озера, журчат ручьи, всюду среди щебнистых бугров и каменных глыб виднеются желто-зеленые куртинки цветущих лютиков, маков, камнеломок. Западный склон долины густо порос лисохвостом и другими злаками. Травы поднялись так пышно, что их можно было бы косить. Птицы, голоса которых мы слышим время от времени, на этот раз не так заметны. В первую очередь выдают свое присутствие кулики: с щебнистых участков несутся звонкие крики камнешарок, на галечниковом берегу ручья суетливо бегают и негромко попискивают маленькие светло-серые песчанки. Пуночки на остальной части острова давно уже перестали петь, но здесь, в оазисе, они еще «исполняют» свои задорные мелодии. Не напрасно ходит сюда песец: ему есть чем поживиться на этом пятачке.

Утро следующего дня опять выдалось тихим и солнечным. Термометр показывал в тени +3,5°. Вот почему в оазисе так буйно разрослись травы. Впоследствии выяснилось, что у нашей базы, на южном берегу острова, температура воздуха в этот день была только на несколько десятых долей градуса выше нуля.

Сразу же после завтрака, не потребовавшего много времени, лагерь опустел. Даня ушел к прибрежным скалам, и время от времени оттуда доносились удары молотка о камень. Вениамин Михайлович занялся сбором растений для гербария. Еще вчера его поразил вид здешней относительно пышной растительности. Утром он встал раньше всех и до завтрака тщательно готовил свою ботаническую снасть. С увлечением Вениамин Михайлович выкапывал новые травы и цветы, стараясь не повредить их корней и слабых стебельков, аккуратно раскладывал образцы между листами бумаги в гербарной сетке. Погруженный в это занятие, он больше ползал на коленях, чем шагал выпрямившись.

Меня интересовали пернатые обитатели долинки. К сожалению, кроме песца, регулярно совершающего сюда воровские набеги, других четвероногих здесь не оказалось.

Вот с беспокойным криком, низко пригнувшись к земле, пробежала и взлетела камнешарка. Наверное, где-нибудь поблизости есть гнездо. Чтобы найти его, нужно последить за птицей со стороны. Она сама покажет, где лежат ее яйца или прячутся птенцы. Устраиваюсь среди крупных базальтовых глыб и наблюдаю. Проходит немного времени. Камнешарка молча появляется невдалеке и вдруг, остановившись и поджав под себя ноги, мягко опускается на землю. Затем привстает и, поерзав на одном месте, вновь приседает, совершенно растворяясь на фоне щебнистого бугра, окруженного нагромождениями камней. Выхожу из-за укрытия и направляюсь к ней. Камнешарка, немного пробежав, снова с криком взлетает. Там, где садилась птица, вероятно, должно быть потомство. Однако найти его не так просто. Длина площадки, как и ее ширина, не больше десяти метров. Низко нагнувшись, прохожу ее с угла на угол, потом кружу по ней, пробую даже, переняв манеру передвижения у Вениамина Михайловича, поползать на коленках, но гнезда не видно. Может быть, птица просто схитрила и мастерски «разыграла» меня? Еще раз пересекаю площадку, теперь уже выпрямившись, и… вот оно! Замечаю гнездо, едва не наступив на него ногой. Среди мелких угловатых камешков, кое-где поросших накипными лишайниками, без какой бы то ни было подстилки, лежат четыре довольно крупных пятнистых яйца; обращенные к центру острыми концами, они поразительно похожи на камни, поросшие лишайниками. Конечно, только эта изумительная маскировка и спасает яйца от хищников. Наверное, много раз рядом пробегал песец, но найти гнездо, устроенное совсем на виду, он так и не сумел. Мое открытие — яйца в гнезде камнешарки — говорит о суровости здешнего климата, о поздней весне на острове. Ведь даже на ближайших Новосибирских островах, расположенных в 150–200 километрах отсюда, птенцы у камнешарок давно вывелись и теперь подрастают.