На привязи

Под пристальным и двусмысленным взглядом Бори одеваюсь я быстро, боясь, что он меня остановит и вместо вертикального положения мы окажемся в горизонтальным. Слава всем богам — нет, никаких попыток в очередной раз меня трахнуть Боря не делает.

И вот наконец-то мы покидаем комнату. Борька берет Алешку на руки и отдаёт его дежурившему за дверью Юре. Тот уносит куда-то собаку и присоединяется к нам, когда мы с Борей подходим к лестнице.

Второй этаж ничем не примечательный: длинный коридор, отделанный вагонкой, много дверей, ковролин на полу. Уже стоя на лестнице, я хвастаюсь за перила и старательно вглядываюсь в открывающийся вид на первый этаж.

Гостиная с камином, большой стол, стулья, картины на стенах, полки с безделушками и фотографиями. На них вижу и Игоря, и Борьку, и его маму. Демьяна… от запечатленных на снимках лиц взгляд отвожу, стараясь рассмотреть планировку. Вижу кухню в проёме открытой двери. Есть еще две двери, что за ними — неизвестно. Я дергаюсь, вспоминая подвал, где-то здесь должна быть лестница вниз…

Из столовой можно выйти на улицу, вижу небольшую прихожую.

Борька нигде не останавливается, ведет меня к выходу, поэтому вся обстановка мелькает перед глазами очень и очень быстро. Юра следует за нами.

Оказавшись на улице, я хмурюсь от яркого солнца, одновременно подставляя ему лицо. Выдыхаю полной грудью свежий воздух, мне даже кажется, что голова начинает слегка кружиться от такого изобилия кислорода. Надо бы и здесь постараться оглядеться, но пока не могу, солнце мешает, да и хочется дышать, насыщаясь и наслаждаясь. Вижу пока лишь забор из профнастила, на него я уже насмотрелась через свое окно. И больше ничего пока. Ладно, успею еще. Ведь я теперь послушная девочка, и на улицу меня выведут не раз. Бежать без Алешки и звать на помощь не стоит. Дом явно изолирован от других. Тишина такая вокруг…

Так что сейчас воздух и солнце, хотя бы несколько минут.

Борька позволяет мне постоять вот так на месте, молча смотрит, не убирая улыбку с лица.

— Хорошо, — говорю я.

— Ты прямо светишься, Крис, — подмечает Борька.

— Мне для счастья не много надо.

— Да? — он вдруг усмехается. — А деньги? Роскошь?

Я начинаю смеяться:

— Об этом я вообще не думаю сейчас.

— А о чем думаешь? — фыркает он.

— Ни о чем. Приятная лёгкость в голове, свежий воздух. Тихо, спокойно…

Я делаю несколько шагов по зелёной траве, медленно вращаюсь вокруг своей оси, оказываясь лицом к дому, сначала вижу Юру, наблюдающего за нами, сложив руки на груди, а потом чуть поднимаю голову и пристально рассматриваю фасад. Дом не кажется старым, возможно, его отреставрировали — облицовка явно новая, черепица яркая, выцвести не успела.

Здесь я точно никогда не была. Игорь не привозил. Видимо, раз уж в этом месте, по словам Бори, прошло его детство — муж прятал этот дом в нашем настоящем, решив, что в нем должны жить воспоминания о прошлом.

40

Борька подходит ко мне, несколько секунд тоже рассматривает дом.

— Он когда-то был полностью деревянным, — говорит Боря.

Голос у него трогательный, да и вид такой. Не узнаю Борьку, и от этого тошно.

— Сколько ему лет?

— Он твой ровесник, — шепчет он, а потом берет меня за руку. — Пойдем, кое-что покажу.

Боря ведет меня за угол дома. Едва мы сворачиваем, как перед нами тут же оказывается вид на небольшую детскую площадка. Краска местами облупилась, кое-где проглядывает ржавчина. Старая площадка, это точно.

— На этих качелях меня катала мама… — произносит Боря, подходя к ним ближе, касается поручения и начинает раскачивать. Качели противно скрипят. — Она смеялась, я смеялся. Удивительно, блядь, но иногда я вспоминаю себя совсем-совсем маленьким…

Делаю шаг и аккуратно спрашиваю:

— Игорь говорил, что у нее была онкология?

— Да, — кивает Борька, — о болезни она узнала одновременно с известием о своей беременности. Мама так хотела сохранить этого ребенка, что отказывалась от необходимого лечения, надеясь, что она успеет выносить. Не успела. Болезнь начала прогрессировать.

— Сколько тебе было, когда она умерла?

— Десять.

В его голосе слышится боль, и в эту секунду я делаю нечто странное — подхожу к Боре и обнимаю его. Жалею, но не этого Борю, что сейчас, а того, маленького, оставшегося без мамы. Потому что я, как никто, его понимаю.

Мои объятия Борьке нравятся, не вижу, но чувствую, как он улыбается и буквально тает от моих рук. А потом так же аккуратно у меня спрашивает:

— А что случилось с твоей мамой?

— Несчастный случай. Ее сбила машина на пешеходном переходе. Три дня мама боролась за жизнь, — отвечаю я, — тебе еще повезло, что у тебя был нормальный отец…

Борька неожиданно усмехается:

— Нормальным он, может быть, был мужем — для тебя, для мамы… но вот отец из него был херовым, — он сильно прижимает к себе мои руки, которыми я продолжаю его обнимать.

— Почему?

Борька молчит, и мне почему-то кажется, потому что он точного ответа дать не может. А я точно могу сказать: Игорю на своих детей все равно не было. Я же видела, знаю… может, в их детстве он не додал что-то, но в последнее время старался.

Я прекращаю обнимать Борю, а он мне тут же говорит: