Читаем На пути в Итаку полностью

Примерно через час, проезжая в полной уже темноте последний перед Сусом поселок, я, откинувшись на кресло, с музыкой в ушах из плеера, смотрел на выскакивающие из темноты домики, кусок низкой стены и дерева, потом на группу подростков под фонарем на пустыре, дальше еще две фигуры, парни чуть постарше, — я успел ухватить взглядом широкий замах правой руки одного из этих парней. Камень — крупный, судя по звуку, — попал чуть ниже стекла, в металлическую часть автобуса. Удар, достаточно сильный, пришелся на два сиденья впереди, где у оставшегося целым окна спала мама-армянка с десятилетней дочкой.

Карфаген

1

…Получается, думал я, уже начав движение в сторону Карфагена, что едешь ты потому только, что Карфаген рядом с Тунисом, а ты — в Тунисе. Типа «Побывать в Тунисе и не увидеть Карфаген?!!» Едешь, что б не нарушать туристского протокола. Не более того. От экскурсии, например, в город Дуга, где сохранились древнеримские виллы, колизей, театр, бани, бордели и даже общественные туалеты, ты отказался. Вот и замечательно, что сохранились, спокойно думал ты, ну а я, даст бог, в Италию съезжу, на оригинал посмотрю. В Тунисе я для того, чтобы смотреть Тунис — африканский, арабский, средиземноморский, исламский и т. д.

И тем не менее я еду в Карфаген.

Зачем? Постоять в очередной раз у руин, вздрючивая себя словами «античность», «Рим», «древние камни», «колонна» и проч.?

Нет, я могу понять попутчиков по коллективным экскурсиям, которые на каждой остановке вырываются из автобуса первыми: «Коля! Коля! Скорей! Сфотографируй меня на фоне, пока народ не набежал. А теперь здесь. И вот так. И вот здесь». Они фотографироваться поехали. Чтоб можно было дома показать (да и самому убедиться): Я и Колизей, Я и Античность, Я и История. Нормально.

Ну а тебе-то эти развалины зачем? Мало ты их видел? Юношеский энтузиазм, с которым когда-то натягивал себя на воспарения в «высоты истории» и «культуры», выветрился окончательно. Остался только стыд за позы, которые принимал перед самим собой.

…Но как выясняется, и стыда настоящего не накопил, — погулявши по Тунису, досыта насмотревшись столичных красот и восточной трущобной экзотики, тем не менее сел в такси и потащился смотреть еще и Карфаген. Уже через не могу. Но — полагается. Типа уплочено.

2

Ехал я именно в такси, то есть лишив себя последнего оправдания — путешествия.

Карфаген сегодня — это один из дачных пригородов столицы, куда тунисцы едут «за город». Я мог бы воспользоваться их маршрутами. Я прокатился бы по улицам Туниса в зеленом вагончике трамвая, которые здесь называют метрополитеном. На конечной я бы пересел в синий вагон пригородной электрички, которая понесла бы меня от города — через залив, по перешейку, и столица развернулась бы передо мной с моря панорамой, а потом — пунктиром набережных, портовых сооружений, кранов, крохотных свечек тунисских небоскребов, а за (и над) столицей по всему горизонту протянулись перистые нежно-пепельные облака, легшие на невысокие горы. Ну а самое главное, я бы оказался внутри ИХ жизни, уже почти не отделенный от нее статусом туриста, я бы действительно путешествовал, а не совершал экскурсию (разница вроде небольшая, но иногда — принципиальная).

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза