На сибирских ветрах. Всегда тринадцать

И Зуева тоже вспомнила. Столбовая? Ну конечно же!.. Вспомнила женщину с низким голосом и решительными жестами. Артистку, острого языка которой побаивались самые ретивые директора... Давным-давно, восемнадцать лет назад, Столбовая учила молоденькую Надю, как пеленать младенца, только что родившуюся Жанну. «Ты не смотри, что я сама бездетна, — приговаривала она. — С ребятками малыми знаю обращение!» И Жанна затихала в ее крупных, уверенных руках...

— Передай, что я тоже кланяюсь! Тоже помню! — тихо попросила Зуева.

Когда же вернулась к себе в гардеробную, у самого порога увидела сестру, Ефросинью Никитичну. И бросилась порывисто ей в объятия, спрятала лицо на ее груди.

— Как же так? Вот уж неожиданно, Фрузочка! Неужто программу смотрела? И меня видела?

Появление сестры не могло не удивить Зуеву. С давних пор Ефросинья Никитична не жаловала цирк. Как-то раз Зуева пригласила ее на свое выступление. Спросила потом: «Ну как, Фрузочка? Понравилось?» — «Да что ты, Надюша! Как может такое нравиться. Шумно, пестро, в глазах рябит. А на тебя, как поднялась на трапецию, и вовсе смотреть не смогла: захолодило сердце!..» С тех пор Ефросинья Никитична в цирк ходить закаялась. Да и постояльцы, захудалые артисты, каких посылала Зуева в окраинный домик, никак не могли ее приохотить. А тут по собственной воле пришла. Как же было не поразиться такой неожиданности.

Не видя несколько дней сестру и пожаловавшись на это в разговоре с Казариным, Ефросинья Никитична именно от него узнала о предстоящем выступлении Зуевой в цирке.

Не без умысла сообщил ей об этом Казарин:

— Я бы вам посоветовал, Ефросинья Никитична, быть поближе к сестре в этот вечер. Сами знаете, какая Надя нервная, восприимчивая. Поддержка близкого человека может пригодиться. Ну, а я бы лично об одном вас попросил: предупредите Надю, чтобы никому — само собой, и Сергею Сергеевичу Сагайдачному — не говорила о том, что я у вас живу, что встречался у вас и с ней, и с Жанночкой... Кому польза от лишних пересудов?!

И тогда, одолев колебания, Ефросинья Никитична отправилась в цирк. Слишком любила она сестру, чтобы в этот вечер не быть с нею рядом.

— Фрузочка, дорогая! — продолжала приговаривать Зуева. — Значит, смотрела меня? С самого начала смотрела?

Ей хотелось заговорить о Сагайдачном и о том, как появился он в зале, как взглянул на нее, как глазами встретились. Но не посмела. Потупилась. Перевела разговор:

— А Жанна как? Которую ночь у тебя остается. Вовсе забыла про мать!

«Да нет же! — чуть не ответила Ефросинья Никитична. — Я и сама в эти дни не видела Жанну!»

Но ничего не сказала, увидя, как мгновенно переменилось лицо сестры. Мгновенно, как только возник на манеже моторный гул, как только начался аттракцион «Спираль отважных».

— Слышишь? — шепнула Зуева, вся уйдя в настороженный слух. — Это же Сергей Сергеевич... Сережа Сагайдачный!

В антракте Казарин вызвал к себе Семена Гавриловича и Георгия Львовича.

— Что означает ваше поведение? До сих пор вы были примером для всех ассистентов, а сейчас допустили такую небрежность, такую ошибку.

Не отводя от шефа чуть раскосых и колких глаз, Семен Гаврилович выступил вперед:

— Это не ошибка, Леонид Леонтьевич. Наша квалификация исключает возможность ошибки. Я должен предупредить вас... Мы и впредь не намерены допускать, чтобы иллюзионное искусство использовалось в неблаговидных целях!

— В каких? — не веря ушам своим, переспросил Казарин.

— В неблаговидных, — подтвердил Георгий Львович. В его нежнейшем голоске также вдруг обнаружилась строгая, больше того — категоричная неуступчивость.

— Другими словами, вы признаете, что намеренно...

— Мы все сказали, — с большим достоинством поклонился Семен Гаврилович. — Пожалуйста, запомните этот разговор!

Из-за малого роста ассистенты снизу вверх смотрели на Казарина. И все же превосходство было на их стороне.

5

В антракте Жанна ходила именинницей. Правда, букет, так эффектно презентованный ей, незаметно исчез, о чем позаботился один из ассистентов Лео-Ле: при всей своей пышности, букет отличался существенным изъяном — он был складной, искусственный, со скрытой пружиной. Но все равно Жанна оставалась именинницей. В фойе многие узнавали ее, заинтересованно оглядывали. К тому же в цирке оказались и товарищи по цеху. Тесно окружив Жанну, они принялись допрашивать:

— А где букет? Куда подевала?

— Странный вопрос! Велела в воду поставить!..

Легко и приподнято чувствовала себя Жанна. Совсем не таким она увидела цирк, как могла ожидать, припоминая материнские рассказы.

И еще одно неожиданное ощущение, будто все, что видит вокруг, для нее не ново. Будто все это уже знала: и эти стены, и этот манеж, тесно окруженный шумящим амфитеатром... Будто все это уже однажды входило в ее жизнь, но позабылось, и теперь надо лишь восстановить в памяти.

Никандров спросил, отвлекая от этих мыслей:

— За кулисы не пройдем? Думаю, самое время познакомиться с твоей мамой!

— Познакомиться? Конечно! Только не сейчас, Андрюша. Не хочу, чтобы так — наспех, на ходу.

— Как знаешь. Впрочем, и не успеть. Третий звонок!