На скамейке возле Нотр-Дам

Какое-то время ехали молча. Мари чувствовала себя неудобно, но вместе с тем при мысли о Лене она испытывала некоторое раздражение. Мари оправдывала себя, оправдывала изо всех сил, а раздражалась из-за того, что чувство вины преследовало ее весь этот день, всю поездку. А в чем была вина? Мари вслушивалась в себя – и не находила ответа.

«Лена молода. У нее еще впереди много хорошего, – мысленно говорила она себе, – закончится ее путешествие в Париж, и она выйдет замуж. В конце концов, никто не отменял ее свадьбу, и ничего не случится, если ее жених побудет один вечер джентльменом. Ведь, положа руку на сердце, это неприлично – сначала пригласить меня на шоу, а потом позволить уехать домой в одиночестве…»

Так она уговаривала себя, пока не услышала голос Сержа Валли:

– Как вас отвезти, Мари? Через площадь Согласия или Триумфальную арку?

– Через площадь Согласия ближе, – рассеянно сказала она.

– Скажите ему, что я хочу проехать через Триумфальную арку, – Валерий посмотрел ей прямо в лицо.

– Но…

Как Серж Валли распознал эти слова? Загадка. Но машина уже ехала по Елисейским Полям, тем самым путем, которым накануне шагала Лена. Мари повернула голову. Валерий сидел, неотрывно глядя на нее. Его глаза блестели в свете проносившихся встречных машин.

– Хоть чуть-чуть подольше, Мари. – Его лицо показалось ей очень усталым и грустным.

– Прекрасная шутка, – она улыбнулась совсем легко, по-французски, но острая игла вонзилась ей в сердце.

«А ведь он моложе меня всего на два или три года… Может быть, у меня могло бы с ним что-нибудь получиться? – Но она тут же вспомнила о Лене, о Ленином розовом личике после умывания, о ее молодой и гибкой фигурке… – Что это я? Смешно соревноваться с молодыми. У них прекрасная разница в возрасте. Он будет своей мудростью уравновешивать ее молодость».

Уже стемнело. Валли поднял верх кабриолета. Он был сшит из какой-то ткани, похожей на темную замшу. Валерий вдруг осторожно погладил ее руку. У Мари возникло ощущение, что ее укрыли в гнезде. Мари любила Париж. Он заменял ей Родину, семью. Но сейчас она с горечью подумала, что вот сейчас приедет домой, и кроме Лулу никто не будет ее ждать.

– Мы скоро приедем, – сказала она в темноту машины.

– Мари, я хочу увидеть вас до своего отъезда. – Валерий наклонил голову, чтобы его услышала она и не услышал Серж Валли. Кровь бросилась ей в лицо. Машина уже подъезжала к дому.

– Остановите здесь где-нибудь, где сможете, Серж, – Мари будто торопилась скорее уйти, и в то же время ей не хотелось уходить. Серж сбавил скорость, выискивая место для остановки.

– Послезавтра мы с Леной должны будем ехать в гости к Сержу. Не ехать нельзя. Командир приказал провести с европейцами встречу в неформальной обстановке. Завтра полеты… – Валерий торопился, поэтому почти бормотал, но Мари понимала каждое слово. Она будто сжалась, пока он говорил, и сидела не шевелясь.

Валли остановился и вышел из машины, готовясь высадить Мари. Он уже даже взялся за ручку ее дверцы.

– Придумайте что-нибудь! Я очень прошу, Мари. – Лена бы удивилась, услышав сейчас своего жениха. Еще никогда в разговоре с ней у него не было такого просящего и одновременно требовательного тона. – Я обязательно должен увидеть вас перед отъездом. Скажите когда? Это очень важно. Лена не будет меня ждать завтра. Вы разрешите мне позвонить после полетов?

Мари даже испугал его тон. За двадцать лет она отвыкла от накала русских страстей.

– Вы – странный человек, – только и нашла она что сказать. Она вышла из машины, не глядя на Валерия, хотя ее спину прожигал его взгляд.

– До свидания, Серж. Вы были очень любезны, что меня подвезли. – Она протянула Валли руку.

– До свидания, Мари.

Валерий стоял и смотрел, как они прощались. Когда Мари скрылась за углом, он прошел вперед и сел в машину рядом с Сержем. Тот с любопытством взглянул на него, но ничего не сказал. Через секунду они уже мчались обратно в Ле Бурже.

* * *

Вообще-то в сравнении с флорентийской Санта-Мария-дель-Фьоре, с Исаакиевским собором, с собором Святого Петра и даже с храмом Христа Спасителя святилище Парижской Богоматери с ее главного фасада не кажется таким уж монументальным. Однако монументальность – не главное в женщинах. Как истинная парижанка, Нотр-Дам изысканна спереди и умопомрачительна сзади. Она напоминает платье конца девятнадцатого века – убористый элегантый перед и роскошные оборки сзади. Ее контрфорсы – это шлейф, пикантно выдающийся назад и делающий соблазнительной всю фигуру. Недаром я всегда любила именно ее вид сзади – со стороны острова Святого Людовика.