На скамейке возле Нотр-Дам

Лулу тявкнула еще несколько раз. Никакого эффекта! Собачка не знала, что и подумать. Она незаметно подошла к Мари сзади и уселась возле ее ног. Мари не видела ее. Она торопилась – слишком много времени она уделила сегодня размышлениям о своей жизни. Она уже опаздывала. В сумку летели косынка, ключи, множество разных мелочей. Вот Мари еще раз отступила, чтобы напоследок поглядеть на себя в зеркало. Хвост Лулу оказался под ее каблуком. Лулу отчаянно завизжала – скорее не от боли, а от обиды, что так неудачно закончились все ее попытки привлечь внимание хозяйки к себе. Мари оступилась и чудом успела уцепиться за косяк. Нога подвернулась в лакированной лодочке. Мари даже вскрикнула – такой острой, нестерпимой показалась ей боль.

– Вот черт! Что ты тут вертишься под ногами! – Мари в сердцах ругнулась на Лулу. Та от несправедливости, от обиды то ли загавкала, то ли завыла – отчаянно, громко, с переливами и переходами от полного собачьего отчаяния, что ее больше не любят.

– А ну, замолчи! Сейчас еще тапкой дам! – Расстройство Мари было схоже с отчаянием собаки. Но так уж повелось, что и в животном мире чаще всего страдает невинный. Конечно, Мари и не думала драться тапками, но Лулу от ее слов завизжала так, будто ее режут.

Тут же раздался резкий звонок в дверь. Лулу от визга перешла к заливистому лаю. Наступить на ногу было невозможно. Мари допрыгала до двери и открыла. В голове сверкнуло в этот момент: «Это Валерий! Он меня спасет».

– Да, замолчи ты, дурацкая собака! – Мари повернула замок и…

Как говорится, нет в мире совершенства, тем более неблагодарна собачья участь. Пускай понарошку, пускай не всерьез, но как же скоро Лулу из верной подруги жизни превратилась для Мари в «дурацкую собаку»!

Перед дверью стоял вовсе не Валерий, а вчерашний сосед.

– Мадам! – Вид у него был суров, как будто он собирался защитить от Мари не покой собственной жены, а по меньшей мере свободу всей Франции. – Мадам, я вынужден вас известить, что сегодня же подаю жалобу в комиссариат!

– Пуркуа? – спросила Мари, стоя на одной ноге. – Видите ли, я случайно наступила ей на хвост.

– Я всегда говорил, что вы не умеете обращаться с животными. Но сейчас я еще укажу, что вы садистски издеваетесь над собакой. Специально наступаете ей на хвост, чтобы она визжала!

– Я не специально. Я ногу подвернула!

– Тем хуже для вас, мадам! – Мужчина уже повернулся и шел к лифту.

– Дурак! – сказала по-русски Мари и закрыла за ним дверь. Сустав все-таки очень болел, и она поняла, что без перевязки далеко не доковыляет. Она взяла телефон.

– Шарль, – сказала она своему начальнику. – Я очень сожалею, но я подвернула ногу.

– Ты шла на работу? – забеспокоился он. – Немедленно вызывай «Амбуланс»!

– Ты беспокоишься о страховке? Хоть бы спросил, как я себя чувствую.

– Спрашиваю. Как ты себя чувствуешь? – В голосе патрона не было теплоты. Естественно, Мари халтурила уже три дня, и ее беспорочная служба в течение восьми лет была забыта. – Я надеюсь, ты не сломала ногу?

– Нет. Ничего серьезного. Я сейчас сделаю тугую повязку и приеду.

– Да, да, конечно, не торопись, приезжай, как сможешь! – Голос Шарля теперь стал даже чересчур заботлив. – Но имей в виду, Мари, без тебя у нас будет полный завал! Вспомни, ты отпрашивалась у меня позавчера и на целый день.

– Впервые за последние девяносто лет! – сердито сказала Мари. Шарль помолчал, а потом произнес с таким выражеием, будто неожиданно решил выдать премию в размере годового оклада:

– Ну, хорошо, Мари, хорошо! Оставайся дома и сегодня. Но завтра – живую или мертвую, я тебя жду. Накопилось слишком много дел!

– Спасибо, Шарль! – Вообще-то она действительно собиралась приехать, но раз он разрешил ей не приходить… Ура! Нога действительно болела сильно.

Мари взяла Лулу к себе на колени, наклонилась и поцеловала в лохматый лоб:

– Нам повезло! Я остаюсь сегодня дома! – Лулу смотрела на нее не мигая, и было непонятно, чего все-таки больше в ее взгляде – радости или смятения от смутного собачьего страха: к чему в конечном счете приведет нарушение расписания их привычной совместной жизни?

Мари осмотрела ногу: в общем, ничего страшного. Нога даже особенно не распухла. Тем лучше – Мари все-таки крепко перевязала сустав и залегла на диван. Нечасто ей выпадало свободное утро. Но если раньше при таких же обстоятельствах радость ее от свободного ничегонеделания была бы безмерной, то сейчас Мари вдруг подумала: «Свободна! Прекрасно… А для кого я свободна?» Она рассердилась на себя и погладила Лулу. Действительно, утром она была к ней несправедлива. Мари вздохнула и решила поспать. Только закрыла глаза – перед ней всплыл город ее детства – залитая солнцем воскресная, еще доперестроечная Москва. Вот они с классом плывут на речном трамвайчике мимо Кремля, вот идут в Музей Дарвина. Потом выпускной, как водится, на Красной площади, очередь в кинотеатр «Художественный», иняз, куда всей душой хотела поступить учиться… Мари встала, сварила кофе, вышла на террасу. Буквально рядом вздымалась железная игла. Туристы ползали по ней, как мухи.