Еще сильнее ускорившись, я врываюсь в намеченный первой целью, небольшой шатер. После солнечного света глаза не сразу привыкают к темноте – и за это время с расстеленных на земле шкур приподнимается разбуженный мной мужик. Разглядев врага, он стремительно дернулся к стенке шатра, где лежит лук в саадаке и покоится в ножнах сабля. На лежанке приподнялась заспанная, полуголая баба. Но резкое движение выдало ее мужа, и, прежде чем половец схватился за рукоять клинка, мой чекан с отвратительным хлюпом проломил ему затылок.
– А-а-а!!!
Оглушительный, надрывный бабий визг ударил по ушам похлеще ультразвука. С соседнего лежака вскочил мальчишка-подросток. Увидев окровавленного половца, похоже отца, он с яростным криком бросился на меня с голыми руками и тут же рухнул наземь с перерубленной через ключицу грудью. Баба заорала еще страшнее и бросилась к парню, накрыв его своим телом… Господи, что же я натворил… Тяжелым ударом рукояти по затылку я оборвал ее крик. Надеюсь, зашиб не насмерть… Между тем в шатре заворочались еще на двух лежанках, но, всмотревшись, я разглядел совсем маленьких детей и как ошпаренный бросился наружу, вытолкнув отсюда и Радея.
Боже, как же это, наверное, страшно – в одночасье, всего за несколько мгновений потерять двух любимых людей, зарубленных на твоих же глазах. Как же страшно, Господи…
– Мы вас сюда не звали!!!
С яростью брошенные слова предназначаются мне же самому – хоть как-то пытаюсь убедить себя в том, что все, что мы делаем, делаем по справедливости, по правде…
Хотя на самом деле на любой войне правит бал единственная правда – ничего честного, справедливого и правильного на ней нет! Ну хорошо, не совсем так… Сформулирую точнее: война есть самое несправедливое, бесчестное и худшее явление на свете!
Бойня спящих продолжается недолго: зачистив десятка три шатров, мы несем первые потери от выскочивших наружу половцев, уже успевших схватиться за сабли и луки. Воины гибнут от вражеских стрел, и я единожды трублю в рог, призывая людей к себе. От реки к берегу медленно ползет туман… А из ворот крепости едва ли не галопом выскакивает отряд всадников, тут же устремившихся к нам! Расширенными от ужаса глазами я смотрю на крепкие ламеллярные панцири, защищающие степняков и ярко сверкающие на солнце, на короткие, но мощные составные[88]
луки в их руках. Прижав к губам рог, я трижды в него трублю, и мой отряд, едва вступивший в схватку, начинает откатываться к опушке леса, под защиту наших стрелков.Но если мы вынуждены отступать шагом, вражеские всадники – их где-то под полсотни – бросили своих коней вскачь, силясь обтечь нас с правого фланга и отрезать от леса! Тут же я замечаю первый густой поток стрел из леса, ударивший по пешим степнякам. Мгновение спустя с их стороны раздаются громкие крики боли.
Протяжный свист, от которого стынет кровь в жилах, и по правой щеке бьет тугая волна воздуха – выпущенная в мою сторону стрела разминулась с головой всего на десяток сантиметров! Вскинув щит, я оглушительно кричу, силясь переорать прочие звуки боя:
– Кругом строимся! Кругом!!! Стена щитов!!!
Воины спешно сбиваются в «черепаху», но едва ли не десяток моих рубак погибает от стрел всадников. Раз в пять больше стрел застряло в щитах – в мой дважды мощно ударило, причем оба раза стальные, широкие наконечники пробили плотно сбитые доски. Вскрикнул от боли Радей – прошив дерево, вражеская стрела вонзилась ему в предплечье.
Залпы из леса смешали толпу пеших половцев, не способных грамотно и быстро построиться «черепахой», – но конные лучники уже обогнули нас, отрезая от стены деревьев. И подставились под наши стрелы! Правда, всадники также перенацелились в сторону чащи, но мои-то люди прикрываются деревьями, их больше, и наши тисовые луки нисколько не уступают композитным степным! Идеальный момент для моего замысла!
Прижав сигнальный рог к губам, я дважды с силой выдохнул в него, рождая громкий, зычный трубный звук. В ответ тишина… Сердце ударило с перебоем, во рту мгновенно пересохло. Не веря в то, что Еремей мог в тумане ошибиться с местом высадки – неужели звуки боя недостаточно громки и ладьи проскочили мимо?! – я вновь прижал рог к губам.
И в этот раз его раскатистому реву дважды ответили из густого молочного марева, высоко поднявшегося над поймой реки…
– Сулицы и топоры по всадникам, по сигналу!
Дождавшись, когда ближние всадники в очередной раз спустят тетивы, кричу что есть мочи:
– Бей! – и первым, подняв щит, с силой метаю чекан, для верности целя в бок коня ближнего ко мне половца. Правда, даже несмотря на все умение викинга, в чьем теле я пребываю, топор вонзился только в заднюю ногу жеребца. Но и этого оказывается достаточно, чтобы раненое животное пронзительно заржало и, нелепо скакнув, сбросило всадника.
– Вперед!!!