На службе зла

Утро вторника. Чудо уснуло – ночь, видишь ли, тяжелая выдалась. Плевать, конечно, хотя пришлось для виду посочувствовать. Он сам уболтал Чудо пойти прилечь, и когда оно задышало глубоко и ровно, он какое-то время смотрел на это недоразумение, воображая, как оно будет задыхаться под его хваткой, таращить открытые глаза и постепенно синеть…

Убедившись, что Чудо не проснется, он на цыпочках вышел из спальни, натянул куртку и выбежал на раннюю утреннюю свежесть, чтобы найти Секретутку. За минувшие дни он впервые решил пойти по следу, но уже не успевал перехватить добычу на станции метро возле ее дома. Лучшее решение – спрятаться на подходе к Денмарк-стрит.

Он увидел ее издалека: землянично-рыжеватые локоны безошибочно узнавались в любой толпе. Сразу видно: эта пустышка любит выделяться, а иначе прикрыла бы голову или покрасила свою гриву. Им всем, всем без исключения, только того и нужно – привлечь к себе внимание; ему ли не знать.

С ее приближением безошибочный нюх на чужое настроение подсказал ему: что-то с ней не то. Тащится понуро, сутулится, не замечает других конторских крыс, что снуют рядом, сжимая свои сумчонки, стаканчики с кофе и мобильники.

Пройдя буквально впритирку к ней, только в противоположную сторону, он мог бы втянуть носом ее духи, если бы не уличная суматоха, пыль и загазованность. В его планы входило остаться незамеченным, а все же злость взяла, когда эта сучка даже не покосилась в его сторону, как будто он фонарный столб. Он-то ее выделил из всех, а она на него – ноль внимания.

Зато ему удалось сделать открытие: она плакала, причем долго. Уж он-то знал, как это определить, – сто раз видел: физиономия опухшая, дряблая, глаза красные, слезы-сопли текут, нытье беспрерывное, и так всегда. Каждая блоха жертву изображает. Убил бы, чтоб только заткнулась.

Развернувшись, он двинулся за ней следом; до Денмарк-стрит оставалось совсем немного. Женщин, когда они сильно расстроены или напуганы, вот как эта сейчас, можно брать голыми руками. Забывают все привычные меры защиты от таких, как он: сжимать между стиснутыми пальцами связку ключей, держать наготове мобильник, нащупывать в кармане брелок с тревожной кнопкой, держаться в стаде. Ищут доброе словечко, дружескую участливость. Именно так он и приручил Чудо.

Когда она свернула на Денмарк-стрит, откуда наконец-то, после восьми суток бесплодного ожидания, убрались газетчики, ему пришлось ускорить шаги. Повернув ключ в замочной скважине, она скрылась за черной дверью.

А ему-то что делать – ждать? Или она будет торчать весь день со Страйком? Хотелось бы надеяться, эти двое своего не упускают. Да наверняка. С утра до вечера наедине в четырех стенах – чем еще заниматься?

Углубившись в какую-то подворотню, он достал мобильный, а сам не спускал глаз с окна третьего этажа дома номер двадцать четыре.

18

I’ve been stripped, the insulation’s gone.

Blue Öyster Cult. «Lips in the Hills»[35]

Впервые Робин переступила порог конторы Страйка наутро после своей помолвки. Сегодня, отпирая стеклянную дверь, она вспомнила, как новенький сапфир у нее на глазах потемнел, а потом Страйк выскочил из офиса и ненароком едва не отправил ее катиться кубарем по железным ступенькам.

Теперь кольца не было. Полоска кожи на пальце сделалась сверхчувствительной, как будто там стояло клеймо. Робин принесла с собой небольшую дорожную сумку со сменой одежды и всякими необходимыми мелочами.

Здесь реветь нельзя. Не смей распускаться.

Робин машинально выполнила утренние действия: сняла пальто, повесила его вместе с сумочкой на крючок у входа, налила в чайник воды и щелкнула выключателем, а потом затолкала дорожную сумку под свой рабочий стол, подальше от глаз Страйка. При этом она постоянно себя проверяла, чтобы ничего не забыть, и не ощущала своей телесной оболочки, как будто превратилась в привидение, чьи холодные пальцы проходят сквозь ручки сумок и стенки чайников.

Отношения, длившиеся девять лет, рухнули за четыре дня. Четыре дня нагнетания враждебности, обид и взаимных обвинений. Некоторые из них, как стало ясно задним числом, не стоили выеденного яйца. «Лендровер», скачки «Гранд-Нэшнл», взятый с собой ноутбук. В воскресенье они грызлись о том, чьи родители будут платить за аренду свадебного лимузина, и разговор вновь уперся в мизерную зарплату Робин. В понедельник утром, садясь в «лендровер», чтобы отправиться в обратный путь, Робин и Мэтью почти не разговаривали и потом всю дорогу молчали.

А вчера вечером, уже дома, в Уэст-Илинге, у них вспыхнул ожесточенный спор, после которого все прежние раздоры показались сущим пустяком, всего лишь предупредительным толчком перед беспощадной сейсмической катастрофой.