– Насколько мне помнится, в этом самом месте я вывернулся перед тобой наизнанку.
– Один раз, – уточнила Робин.
По ее румянцу и сбивчивой речи Страйк определил, что бокал вина был уже не вторым. Одновременно веселясь и беспокоясь, он сказал:
– Думаю, тебе надо поесть.
– Точчч… тебе говорю, – забормотала Робин. – В тот веччч… когда ты был… а потом ели кебаб, а я не хоччч… – провозгласила она с достоинством, – кебаб.
– Не забывай, – сказал Страйк, – мы же не где-нибудь, а в Лондоне. Здесь, видимо, подают не только кебаб.
– Хоччч… чипсы, – выдавила Робин, и Страйк тут же купил ей пакетик.
– Что происходит? – повторил он, вернувшись.
Посмотрев пару секунд, как она терзает целлофан, он забрал у нее пакет и надорвал его сам.
– Ничего. Пойду в «Трэвелодж», вот и все.
– В «Трэвелодж»?
– Да. Тут есть… как раз в этом…
Она посмотрела на вырубившийся телефон и поняла, что вечером забыла поставить его на зарядку.
– Не могу вспомнить где, – сказала она. – Оставь меня, я в полном порядке, – добавила Робин, роясь в дорожной сумке и пытаясь найти салфетку или платок, чтобы высморкаться.
– Ну-ну, – сказал он мрачно. – Лучше не бывает.
– Да все нормально. – В ее голосе звучала решимость. – Завтра выйду на работу вовремя, вот увидишь.
– Думаешь, я сюда сорвался потому, что меня волнует работа?
– Не заискивай! – пробормотала она, выглядывая из-за вороха бумажных платков. – Это невыносимо! Веди себя как обычно!
– И как это – как обычно? – спросил Страйк в замешательстве.
– Когда ты раздражен и неразгро… неразго…
– О чем ты хочешь поговорить?
– Да так, ни о чем, – соврала она. – Просто подумала… дрржаться… чисто на профессиональной.
– Что происходит у вас с Мэтью?
– А что происходит у вас с Элин? – парировала Робин.
– При чем тут это? – Страйка озадачил ее вопрос.
– Все при том же, – туманно проговорила она, осушая третий бокал. – Мне еще один…
– Переходим на лимонад.
Дожидаясь Страйка, Робин разглядывала потолок. На нем были изображены театральные сцены: Оберон и Титания в кругу фей[38]
.– У нас с Элин все в порядке, – сообщил он, вернувшись на место и решив, что встречная информация – самый легкий способ вызвать Робин на откровенность. – Я смотрю на вещи спокойно, и меня это устраивает. У нее дочь, и Элин не хочет, чтобы она ко мне слишком привязалась. Развод был тяжелым.
– Ясно. – Робин поморгала, сжимая в руке стакан колы. – Как ты с ней познакомился?
– Через Ника с Илсой.
– А они откуда ее знают?
– Они ее не знают. У них были гости, и Элин пришла со своим братом. Он – врач, коллега Ника. До этого никто ее не видел.
– Ясно, – повторила Робин.
Она даже забыла о собственных проблемах, отвлеченная этими скупыми сведениями о личной жизни Страйка. Так стандартно, так пóшло! Был в гостях, увидел симпатичную блондинку, разговорился. Женщины тянулись к Страйку… Робин не сразу пришла к такому выводу. Вначале она не видела в нем никакой привлекательности. Страйк и Мэтью настолько разные…
– А Илсе нравится Элин? – вдруг вырвалось у Робин.
Страйка поразила ее мгновенная проницательность.
– Ну, думаю, да, – слукавил он.
Робин потягивала колу.
– Ладно, – продолжил Страйк, с трудом подавляя раздражение. – Теперь твоя очередь.
– Мы расстались, – сказала она.
Техника ведения допроса подсказывала ему, что здесь нужно промолчать, и примерно через минуту правильность его решения подтвердилась.
– Он мне… кое-что сказал, – пробормотала она. – Вчера вечером.
Страйк выжидал.
– И теперь уже нельзя делать вид, что ничего не случилось. Больше такое не пройдет.
За ее бледностью и сдержанностью Страйк разглядел душевную боль. Нужно было еще выждать.
– Он переспал с другой, – процедила она сквозь зубы.
Повисла пауза. Робин взяла свой пакетик чипсов, увидела, что он уже пуст, и швырнула его обратно на стол.
– Паршиво, – сказал Страйк.
Его удивило не то, что Мэтью переспал с другой, а то, что он в этом сознался. Когда Страйк представлял себе молодого привлекательного финансиста, ему виделся мужчина, который понимает свой интерес и умеет обстряпывать житейские дела.
– И не один раз, – все так же сквозь зубы добавила Робин. – Он изменял мне на протяжении нескольких месяцев. И я ее прекрасно знаю. Сара Шедлок. Они старые университетские друзья.
– Господи! – вырвалось у Страйка. – Могу только посочувствовать.
Ему на самом деле было жаль, искренне жаль, что она сейчас так страдает, и вместе с тем это открытие пробудило в нем ряд других чувств, которые он сейчас подавлял, проверял на прочность и всячески сдерживал, – чувств, которые он привык подчинять жесткому контролю, считая, что они ошибочны и опасны.
Не будь мудаком, приказал он себе. Даже не думай. Капитально испоганишь все, что только можно.
– И что же подтолкнуло его сознаться? – спросил он вслух.
Робин не ответила, но вопрос опять вызвал в ее воображении ту отвратительную сцену.