На стороне мертвецов

Он стоял на пороге собственного дома как… проситель, бродяга, под любопытными взглядами соседей переругиваясь с наглым мужиком из-за… из-за…

— Зссссдравствуйте, тетушшшшка! — из последних сил сохраняя хотя бы видимость спокойствия, прошипел он. — Вы вовсе не изменились за три года, что мы не виделись. Чем обязаны?

— Здравствуй, Дмитрий! — выходя под падающий из витражного окна тусклый свет, холодно ответила женщина. Была она высока и не столько стройна, сколько сухопара. У строго поджатого рта залегли две глубокие морщины. — Твой отец очень просил, и я согласилась приехать. Уж не предполагал ли ты, что он сам станет заниматься домом?

— Он мне ничего не говорил! — вскричал Митя и… поперхнулся. Отец ведь не обещал, что сюрприз будет приятный! Ну, батюшка…

— Он и не обязан тебе отчетом, мальчик! — насмешливо бросила тетушка, а Митя возблагодарил Предков, что Ингвар остался с автоматоном.

— А где же… кузина? — Митя огляделся: ему смутно помнился эдакий пучок лент на тоненьких ножках — у тетушки была дочь. Имени не помнилось вовсе.

— Ниночка в своей комнате.

Ne serait-ce pas charmant?[8] — как говаривал младший князь Волконский. Он, законный хозяин, еще в дом не попал, а у кузины Ниночки тут уже своя комната!

— Прячется, бедняжка? — с деланной озабоченностью спросил он.

— Ну почему же… — слегка растерялась тетушка.

— Что-то же заставило вас, милая тетушка, посреди губернского города, в квартале от полицейского участка сесть в доме, как в осаде. Даже замки сменить озаботились. Как отец-то в дом попадет, он сказал, что поздно вернется.

— Антипка откроет. — процедила тетушка.

— Или вызовет отцовских городовых гнать отца прочь. Вот как нам грозился. Ах да, где же мои манеры! Дорогая тетушка, позвольте представить вам человека, едва не поседевшего от вашей милой… гхм… шутки с замками… Наш управляющий имением, Свенельд Карлович Штольц. А это тетушка моя, отцовская старшая сестрица, Людмила Валерьяновна, в замужестве Фомина, вдова титулярного советника. Из Ярославля.

Свенельд Карлович поклонился, тетушка же даже не кивнула, лишь все сильнее поджимала и без того тонкие губы.

— На улице еще имеется Ингвар, автоматоны караулит. Так что, может, бравый Антипка уже откроет ворота, а горничная приготовит комнаты для господ Штольцев? А мне — ванну!

Сторож дернулся было… и тут же замер, пригвожденный к месту тетушкиным взглядом.

— Брат ни о чем таком меня не предупреждал! — процедила она.

— О чем не предупреждал, тетушка? Что с дороги…

«…И после визита в залитый кровью дом» — мысленно добавил Митя. Собственное тело казалось грязным и липким, точно покрытым коркой засохшей крови, а за шиворот будто натрясли муравьев, и теперь они ползали под одеждой, оставляя болезненные следы крохотных лапок.

— …следует принимать ванну? Так о таком предупреждать не надо, чистота — важнейшее условие обхождения приличного человека.

— Что у нас гости!

— Наверное, потому что у нас вовсе не гости? Свенельд Карлович часто станет наезжать по делам, а Ингвар и вовсе будет здесь жить.

Да сколько же можно! Митя поглядел на тетушку с раздражением. Еще и голова кружиться начала и снова в жар кинуло.

— Без прямого распоряжения Аркадия я не могу поселить в доме каких-то… неизвестных!

— Вы собираетесь держать господ Штольц в гостиной до приезда отца? — с совершенно искренним недоверием — как тетушка себе сие представляет? — спросил Митя.

— Конечно же — нет! Господам придется вернуться, когда Аркадий Валерьянович будет дома. — твердо, словно налагая печать, объявила тетушка. — Но если он будет поздно, то лучше завтра.

Митя похолодел, боясь глянуть на Свенельда Карловича. Он и сам был отнюдь не рад, что Ингвар поселится с ними, но…

— Господин Штольц имеет законное право на место у очага своего ярла. — вскидывая голову, как это делал великий князь Николай Михайлович, и глядя на тетушку тем самым, отлично запомнившимся ему взглядом истинного Даждьбожича на мерзкую тлю, отчеканил Митя. — Оскорбляя его… надеюсь, что по незнанию и недопониманию… вы бесчестите отца!

К великокняжеским взорам тетушка оказалась гораздо устойчивее самого Мити. Или у него просто взгляд не вышел?

— Мне не известно ни о каких… правах! — нагибая голову, точно готовая бодаться коза, упрямо объявила она и даже слегка присела, будто готова была раскорячиться поперек лестницы, но не допустить их внутрь.

— Я вам только что сообщил! — голос у Мити зазвенел, он с ужасом понял, что еще чуть-чуть, и просто сорвется, даст мальчишеского петуха.

— Неужто ты думаешь, я стану менять решение… из-за твоих слов? — ударила тетушка… и улыбнулась уже с откровенным торжеством.

Мите показалось, что его шарахнули тяжелым по голове. Отец. Принявший клятву дружинника и давший ответную клятву ярла. И не сумевший ее исполнить. Митя зажмурился, вдруг представив: петербургский салон, блеск эполет, трепет вееров…

«Вы слыхали? Этот полицейский, что осмелился обвинить великого князя в воровстве — вовсе честь потерял! Отказал в ночлеге человеку, давшему ему дружинную клятву!»

«Ах, не смешите! Какая честь у подобных господ, откуда?»