На суровом склоне

Теперь заговорил Гонцов: уж он-то лучше других знал, как сильно влияние Читинского комитета. Это вам не Иркутск. Тамошние интеллигенты нет-нет да и замутят воду, подбросив мусору сомнений. И то сказать, не на пустом месте мы здесь начали.

Гонцов оседлал своего конька: он любил экскурсы в прошлое, в те времена, когда он, молодой деповский токарь, был одним из первых создателей Читинской организации РСДРП…

— Потому-то нам и верят, что мы делами свою линию утверждали, — заключил Гонцов.

— Чего же вам еще надо? Зачем какие-то еще формы изобретать и навязывать народу? — сказал Курнатовский.

Костюшко не был согласен:

— Нужен объединяющий все революционные силы орган. Скажем, конвент — «Конвент Читинской республики!» Как звучит, а?

Гонцов отмахнулся от «конвента» и сказал:

— Жизнь уже выдвинула организации, которые должны стать органами власти: Смешанные комитеты на железной дороге, а теперь вот — Советы солдатских и казачьих депутатов.

Курнатовский с интересом стал расспрашивать. Вдруг мелькнула у него мысль, что здесь заложено решающее начало, что так по-настоящему полно, действенно развяжется инициатива рабочих. История Смешанных комитетов, включающих в себя представителей всех служб дороги, была примечательна именно тем, что самый ход событий, развитие революции выдвинули такую организацию. И она уже решала все политические, организационные и хозяйственные вопросы.

Курнатовский ухватился именно за эти особенности комитетов:

— Вы сами, Антон Антонович, опровергаете необходимость каких-то общих, универсальных организаций, которые должно преподать массам. Ведь это же блестящий пример диалектического развития революции, ваши Смешанные комитеты. Смотрите: что было основной задачей на железной дороге, пока шла война с японцами? Остановка движения. Стачечные комитеты, энергично действовавшие в ту пору на дороге, отлично справились с этой задачей. Но после заключения мира с Японией задача стала уже другая: при необходимости эвакуации войск из Маньчжурии, при революционном брожении в этих войсках остановка движения была бы губительна. Теперь в интересах революции — скорейшая отправка революционно настроенных солдат, людей, имеющих в руках оружие и умеющих его применять, по домам. Пусть они там помогут пролетариату добывать власть. Следовательно, на этом этапе стачечные комитеты себя изжили, превратились в собственную противоположность, в тормоз в развитии революции. И новая задача: организация бесперебойного движения и отправка войск, осуществляемая Смешанными комитетами. Мне кажется, что именно они наиболее подготовлены к принятию в свои руки всей власти.

— Виктор Константинович, Читинский комитет и подсказал идею насчет Смешанных комитетов, — осторожно заметил Гонцов.

— Ну, честь ему и слава. А насчет «Читинской республики» мне представляется, что Чита — ручеек, текущий в море российской революции, а раз так, то почему, же «Читинская республика»? Нет, уж лучше так: Российская республика, а Чита — центр революционного Забайкалья, ее опорный пункт. Что, вам не нравится, Антон Антонович? — спросил Виктор Константинович. — «Конвент» — это, конечно, звучит внушительнее.

Антон Антонович разгорячился, вскочил со стула:

— Я не настаиваю на «Конвенте». Но почему я произнес именно это слово? Оно обязывает. А я сегодня, когда солдаты выбирали меня в Совет, когда кричали: «Григоровича!» — я физически почувствовал, что время само подталкивает нас. Солдаты выбрали Совет. Это значит, что они отказались повиноваться своим прямым начальникам. Генералы наши читинские больше им не командиры, а судьбу свою солдаты вверили нам, ими выбранным. Все складывается хорошо, но не в тех формах, не в той, что ли, последовательности, как мы себе представляли.

Курнатовский с легкой насмешкой спросил:

— Короче говоря: где же баррикады? Так?

Антон Антонович упрямо мотнул головой:

— Да, хотя бы. Или вернее: когда баррикады?

Виктор Константинович зашагал по комнате, на ходу бросая:

— Откуда вы знаете, что в конкретных читинских условиях пролетариат может взять власть, только борясь на баррикадах?

Гонцов и Таня смотрели на Курнатовского во все глаза. Антон Антонович недоуменно проговорил:

— Но у Маркса…

Курнатовский перебил почти грубо:

— Марксизм не догма. Маркс дает не панацею, а объяснение, ключ к раскрытию существа явлений. Да вот же перед вами живая история: фактически в Чите власть перешла к рабочим и солдатам без баррикад. Без стрельбы. Без звуковых и световых эффектов. Восстание имело место? Да. Солдаты и рабочие отказались повиноваться властям. Так?

Курнатовский спрашивал Гонцова, остановившись перед ним и смотря ему в глаза, словно ожидая возражений, чтобы обрушиться на него градом доводов.

Гонцов кашлянул и твердо ответил:

— И Маркс учил, и Ленин пишет, — он запнулся, — и я так понимаю: оружие решает.