На суше и на море - 1961

Если писать обстоятельную историю Каракумского канала, то естественным сюжетным стержнем для такой интересной и поучительной книги послужила бы сама трасса. Ведь каждый километр, каждый пикет — это целая повесть о мужестве, о мастерстве строителей, об их умении в невероятно трудных условиях пустыни использовать технику, которой щедро снабжали их рабочие и инженеры многих заводов страны. В такой книге главным было бы — живые человеческие судьбы, столкновение и становление характеров, образ советского человека, покоряющего природу.

Километр 200-й…

Не так давно это была крайняя точка канала. Песчаная перемычка преграждала воде дальнейший путь. Собственно говоря, он еще и не был проложен, этот путь. Впереди лежала точно такая пустыня, какая осталась позади. Но именно здесь родилось смелое инженерное решение — так называемый метод смыва. Принцип его был до смешного прост. Вода пришла?.. Пришла. Так нечего ей бездельничать, надо заставить ее работать. Пусть канал сам побеспокоится о русле. И строители от конечной перемычки прокладывали сперва пионерную траншею неполного объема. По ней пускали воду.

Правда, так поступали и раньше, начиная от 105-го километра. Но тогда следом за водой в пионерную пускали землесосы, они-то и размывали канал до проектных отметок.

Так предполагалось и на этот раз. Несколько землесосов — не меньше десятка — спокойно покачивались на воде, ожидая, когда уберут перемычку и можно будет двинуться дальше. Гидромеханизаторы сидели на палубах, курили и от нечего делать перебрасывались острыми шутками.

Словом, обстановка была самая спокойная. Тут неожиданно примчался Церетели. Он был подобен «афганцу» — знойному испепеляющему ветру, приходящему с юга. Не дожидаясь пока машина остановится, он соскочил на ходу.

— Ты с ума сошел! — еще издали закричал он Виноградову. — Сейчас все эти твои землесосы разнесет вдребезги, по винтику, по щепке будешь собирать!

Виноградов в недоумении пожал плечом — он получил приказ, землесосы сегодня пускать дальше по трассе, за перемычку.

— Я ничего не знал об этом приказе, — сказал Церетели, немного успокаиваясь, убеждаясь, что опасность можно успеть предотвратить. — И ничего не знаю, — немного подумав, добавил он. — Сейчас же отвести землесосы в сторону, в укромное местечко. Иначе их захлестнет и занесет песком. Потому что мы даем дорогу самой воде…

Это место было подобрано заранее — участок с неограниченным стоком, где можно безболезненно устроить перепад, то есть искусственный прорыв. Вроде того, который позднее случился на 209-м километре. Только в этом случае вода работала не на разрушение. Ее буйную силу человек использовал в разумных целях.

Перемычку открыли.

Церетели, прищурившись, смотрел с берега, как спокойная до сих пор вода внезапно оживилась, начала набирать скорость, набирать силу… И вот, словно обрадовавшись обретенной свободе, мутный коричневый поток круто упал направо и стремительно кинулся в сторону. Перепад работал 26 часов. 26 часов — это 1560 минут.

Если бы утверждать, что Церетели, Виноградов, Зонов и их товарищи провели эти минуты в безмятежном спокойствии, то это была бы заведомая неправда.

Риск был очень велик. Удастся ли сдержать воду, когда она сделает свое дело? Не выйдет ли она из повиновения, нарушив все расчеты инженеров?

Правда, заранее было предусмотрено, как образумить ее. Выше места сброса, на 189-м километре, подыскали в стороне от канала замкнутый водоем. Уже утром Церетели отошел от перепада и послал на 189-й человека с коротким приказом: пора открывать воде второй ход.

Расчет оказался верным. Водоем быстро заполнился, это создало надежный подпор. Церетели в это время находился по-прежнему на 200-м, но он сразу понял, что все идет как надо. Быстроток на перепаде начал стихать. Два бульдозера, бессменно стоявшие на страже, легко и быстро справились с ним, завалили песком, перекрыли. Вода снова была вынуждена подчиниться.

Бульдозеристы отвели трактора в сторону, выключили моторы, вылезли из своих кабин, даже как будто удивленные, что так просто все обошлось.

Церетели прошел на свежую мягкую перемычку, постоял там, снял шляпу и платком вытер лоб. Ему стало жарко, хотя день был прохладный.

— Да-а… — сказал он только.

— А если бы?.. — спросил у него Зонов.

— Ну, тогда — не сносить головы…

Церетели платком провел по шее.

— Крепко, крепко держится, Константин Евгеньевич, — засмеялся Зонов.

Смеялся Церетели, смеялся Виноградов, смеялись, не зная в чем дело, подошедшие на перемычку бульдозеристы. Теперь им можно было смеяться!