На суше и на море. 1962. Выпуск 3

Но жеребец уже никого к себе не подпускал. Обеспокоенный, как бы тот не унес меня слишком далеко вперед, капитан тоже скакал вслед за мной. Однако жеребец, чуя погоню, напрягся, и даже Си Ларби не удалось его догнать. В этом повинно было не столько тщеславие моего «Россинанта», сколько стремена, которыми я беспомощно пришпоривал лошадь, судорожно цепляясь за луку седла.

Когда жеребец наконец останавливается, капитан Ларби произносит:

— Ваш галоп слишком резв; а когда он действительно понадобится, лошади уже выдохнутся.

Я утвердительно киваю головой, а сам думаю: «Дорогой капитан, вам-то хорошо говорить!»

Бедуины приветливо машут нам руками. Один из них скачет в нашу сторону. Он испытующе оглядывает нас хитрыми глазами. На нем низко повязанная чалма и бурнус с подоткнутыми спереди полами. Этот бербер[38] — предводитель дуара. Наряду с родовой знатью кочевниками управляет администрация, созданная ФНО на началах самоуправления. Ее низшим звеном считается касма — ячейка, объединяющая около десятка семейств.

Следующие ступени самоуправления — дуар, фараа и арх. Все должностные лица избираются. В архе их пять. Они регистрируют новорожденных и умерших, назначают полицию, ведают судебпыми и хозяйственными вопросами.

Пастух сообщает, что взвод уже оповещен о нашем прибытии.

— Должны были выступить сегодня утром, — говорит он, — но ждут вас.

Я с облегчением слышу, что взвод отделяет от нас всего лишь два километра.

— Французам известно о существовании самоуправления? — спрашиваю я капитана, когда мы отъезжаем.

— Они уже не раз арестовывали доверенных лиц, — отвечает он, — но всякий раз их выбирали заново.

— А французская администрация?

— Каиды! — говорит капитан. — Если они не сотрудничают с нами, то перебрались в город и наезжают в свои племена только под конвоем французской пехоты.

В его голосе звучит насмешка. Я украдкой бросаю на него быстрый взгляд. Как часто я пытался прочесть на его лице то, что звучало в его голосе: насмешку, радость, раздражение или ненависть. Но, как и сейчас, выражение его не менялось, всегда оставаясь хладнокровным и дружелюбным.

Я вздрагиваю, когда он хлопает ладонью по крупу своей кобылы, так как мой жеребец тотчас же косится и настораживает уши. И, хотя конь идет шагом, мне кажется, будто из деревянного седла в меня вонзается тысяча иголок. Однако солдат все еще не видно.

Единственным утешением для меня остается то, что, как я знаю по опыту последних дней, они могут вдруг вырасти словно из-под земли. Плоскогорье изрезано бесчисленными длинными, но узкими долинами и балками, о существовании которых догадываешься, лишь начиная в них спускаться или очутившись на отвесном краю обрыва.

Очевидно, засевшие в альфе сторожевые посты давно следят за нами, так как, подъезжая к лагерю, мы видим взвод, построенный в долине. Капитан Ларби обходит шеренги, здороваясь за, руку с каждым бойцом. Взвод сформирован всего четыре месяца назад и двигается в глубь страны. Долина является пунктом снабжения, через который скрыто следуют все свежие части. Здесь они пополняют свои припасы, здесь же проходят военную подготовку.

Сейчас взвод упражняется в ружейных приемах и поворотах марширующей колонны.

— Они проделывают это специально для вас, — говорит мне капитан. — Сегодня утром у них уже была строевая подготовка. Она входит в общую программу военного обучения.

Чтобы лучше было видно, он и Си Мустафа уселись на выступ скалы. Я предпочитаю оставаться на ногах. После верховой езды всякое сидение причиняет мне боль. На бугристой местности муджахидам нелегко шагать в ногу и выдерживать интервал между шеренгами.

Как раз в тот момент, когда взвод, взяв на караул, заканчивает строевые учения, сверху падает камень. Полуметровая змея корчится и издыхает. Си Мустафа метко угодил в гадину, раздавив ей спинной хребет.

— Вы знаете, что это за змея? — спрашиваю я его.

— Тут их вокруг много ползает, но никто не знает, как они называются.

— Змеи не беспокоят вас? — обращаюсь я к капитану.

— Лишь изредка, но тогда это довольно неприятная штука, — говорит он. — Совсем недавно со мной произошел такой случай. Мой командный пункт разместился в усадьбе одного алжирского крестьянина. С хозяином мы договорились, что он переедет в город под тем предлогом, что оставаться в сельской местности стало опасно.

Управляющим фермой был назначен один из наших людей. Мы рассчитывали, что сосед нашего хозяина, крестьянин французского происхождения, тоже покинет свою усадьбу. Так опо и вышло. Конечно, он не знал, что управляющий связан с партизанами. В бараке для батраков соседского хутора мы разместили несколько отделений наших бойцов. Все шло как по маслу.

Недели через две являются оба хозяина, чтобы проверить работу управляющего. Наш крестьянин воспользовался этим случаем, чтобы доставить взводу продовольствие.

Но потом соседу вздумалось побывать в жилищах своих батраков, чего раньше за ним никогда не водилось.