На суше и на море - 1962

Продолжая свою прогулку, мы любопытства ради зашли в магазин Рыболовпотребсоюза. Кроме продавца, там было двое посетителей. Один из них, невысокий полный человек лет пятидесяти, со слегка начинающими седеть темными волосами, что-то объяснял по-долгански стоявшему рядом с ним коренастому колхознику. Мы не понимали, что он говорит, но удивительно добрые лучистые глаза, словно озарявшие теплым светом его усталое лицо, невольно привлекли к себе наше внимание. И я тихонько спросил у продавца, кто этот человек. Оказалось, что это Илья Сергеевич Акопов — председатель долганского колхоза, расположенного рядом с Волочанкой. Еще в Дудинке нам называли Акопова в числе лучших председателей колхозов Авамского райопа. Перед войной судьба забросила его, уроженца Армении и сантехника по специальности, на Таймыр. Немало лет он проработал в Норильске, затем был директором промкомбината в Волочанке и, наконец, в конце 1956 года по решению районной партийной организации был направлен в отстающий волочанский колхоз. До этого колхозу в течение нескольких лет очень не везло на председателей. Среди них были случайные и неопытные люди, развалившие колхозное хозяйство. В результате неделимый фонд колхоза уменьшился, стоимость трудодня упала, снизился интерес колхозников к общественному хозяйству. Тогда-то председателем колхоза и был избран И. С. Акопов. За три года колхозники под его руководством вдвое увеличили неделимый фонд своего хозяйства, вдвое повысилась и стоимость трудодня.

Мы увидели Акопова около магазина, беседующего с колхозником, который был нагружен многочисленными свертками. Чувствовалось, что долган внимательно прислушивается к словам председателя. Когда спутник Ильи Сергеевича удалился, мы подошли и представились ему. Нам хотелось понять, в чем секрет успехов этого человека, не имевшего ни сельскохозяйственного образования, ни большого опыта работы в колхозе. И поэтому с радостью приняли приглашение Ильи Сергеевича зайти к нему домой, посидеть, поговорить.

Через несколько минут мы были у маленького домика, стоявшего на самом краю обрыва, над Хетой. Пройдя через небольшие сени, мы попали в кухню, отделенную сатиновой занавеской от жилого помещения. Илья Сергеевич познакомил нас со своей женой, миловидной черноглазой долганкой, уроженкой Волочанки. Увидев нас, она сразу засуетилась на кухне, и вскоре в комнату стали доноситься ароматы стряпни. «Почему вы не сделаете дверь из кухни в комнату вместо занавески?» — спросил Борис Осипович у Акопова. «Не могу, — ответил тот. — В домах у многих колхозников тоже висят занавески между комнатами. Прежде чем сделать дверь себе, я должен поставить такие же двери в домах всех колхозников, а на это в колхозе пока нет средств. Я твердо убежден, что председатель не имеет морального права жить лучше рядовых колхозников. О них он должен заботиться в первую очередь, а не о себе. Если он всегда будет так поступать, то колхозники сами позаботятся о нем».

Что это не громкая фраза, я имел случай убедиться несколько месяцев спустя, когда сидел в здании правления колхоза и прислушивался к беседе пастухов с Ильей Сергеевичем. Один из них попросил аванс на покупку телогрейки. Денег в колхозной кассе в это время не было. Тогда Акопов отдал пастуху свою телогрейку. Бросилось мне в глаза и то, что сапоги у председателя колхоза были хуже, чем у рядовых колхозников. Оказывается, на колхозном складе было мало сапог, а Илья Сергеевич считал, что новую обувь себе он может выписать только после того, как обеспечит ею пастухов и охотников, «которым, — как говорил он, — больше и дальше ходить», чем ему, председателю. Но, впрочем, все это я увидел гораздо позднее, пока же мы сидели у Акопова, ели пельмени и говорили о путях развития колхозного хозяйства на Крайнем Севере, об улучшении быта пастухов и охотников и о многих других, иногда частных, но существенных для колхоза вопросах.

Было поздно, когда мы попрощались с Ильей Сергеевичем и пошли в школьный интернат, где нам была отведена для ночлега свободная комната.