На суше и на море - 1962

Не знаем, радоваться или нет тому, что мы здесь. Пятьдесят пять дней полета в черной, однообразной пустоте — это довольно трудные испытания. Но и пейзаж Меркурия — царство мрака и хаоса.

Однако мы прилетели сюда для научных исследований. Через четыре месяца, когда наступит благоприятный момент для старта на Землю, мы улетим. И я полагаю, что многие из пас теперь уже думают об этом.

Через пять минут после посадки капитан Атвелл созвал всех.

— Ребята, — сказал он, — я решил, что на этот раз мы никому не позволим захватить нас врасплох, как это было на Марсе и Венере. Будем работать осторожно, поняли?

Все кивнули. Трое из пас, не считая капитана Атвелла, были в экспедициях на Марсе и Венере: геолог Парлетти, Маркерс и я. Двое были только на Венере: Тарнэй и Карсен. Всего в экипаже корабля было десять человек. Четверо из них — новички: Робертсон, фон Целль, Линг и Суинертон — археолог, химик, физик и биолог.

На деле, капитан Атвелл говорил для новичков, необстрелянных людей. Почувствовав это, Линг ответил за всех:

— Мы будем осторожны, капитан. — И прибавил своим мягким голосом: — Мудрая китайская пословица гласит: «Глупец видит опасность, но когда смеется над ней, то смеется в последний раз».

Только что получено известие от Второй Марсианской экспедиции, переданное через Землю. Спасибо за поздравление, Марс. Мы рады, что как первооткрыватели сделали для вас что-то, хотя и немногое, и это помогло вам совершить удачную посадку на планету.

Продолжу завтра. Батареи сели за время перелета.

День пятьдесят шестой.

Химик фон Целль нашел атмосферу, но очень разреженную. За все время перелета мы старались догадаться, будет ли она плотнее, чем на Луне. Поскольку это так и есть, то теория Маркерса может быть и верной. Он говорит, что на Ночной стороне есть большие количества замерзших газов, каким-то образом попадающих на Дневную сторону.

Мы же находимся в Сумеречной зоне, которая была названа так в литературе прошлого столетия. Продолжительность оборота Меркурия вокруг оси равна периоду оборота его вокруг Солнца. Это для нас — единственное в своем роде впечатление. Одна сторона вечно обращена к пылающему Солнцу. Другая вот уже неисчислимые века окутана тьмой. Узкая промежуточная полоса, где вечный день сливается с вечной ночью, погружена в постоянные сумерки. Это единственная возможная зона для посадки. Слева от пас — адский зной, справа — ужасающий холод.

Мы вышли сегодня, надев скафандры. Воздухом Меркурия дышать нельзя: он насыщен горячими, ядовитыми парами.

Линг заранее предупредил пас о температуре — около 177 градусов по Фаренгейту (81 градус Цельсия). Атмосфера была суха и разрежена, но в скафандрах это не чувствовалось.

Испробовав свои физические силы, мы нашли, что можем взлетать на все двадцать футов. Новички получили от этого больше забавы, чем ветераны. Слабое притяжение нам впервые довелось испытать еще на Марсе. Визоры наших шлемов снабжены темными стеклами, защищающими от яркого света и блеска. Солнце выглядело здесь огромным желто-красным шаром, наполовину скрытым за горизонтом. Он висит почти без движения уже сотни веков. Начинаешь думать, что здесь ничто не меняется, тогда как на Земле идет эволюция.

— Здесь можно, наконец, понять, что такое Вечность, — определил Линг. Его тонкий голос в наушниках шлема звучал почти торжественно.

Но мы ошиблись. Перемены есть и здесь. Пока мы наблюдали, произошло странное явление. Горный хребет между нами и Солнцем начал медленно таять! Да, вершины постепенно заскользили по склонам, как вода. Но это не вода. Это свинец, сказал нам Парлетти, свинец, плавящийся под свирепыми лучами Солнца. К счастью, в Сумеречную зону попадают только наклонные, более слабые лучи.

Парлетти расширил свою теорию. На Меркурии с его разреженной атмосферой процессы выветривания крайне малы. Большинство металлов находится в самородном состоянии, как они застыли миллионы веков назад. Свинец плавится там, за краем Сумеречной зоны. Еще дальше — пылающая Дневная сторона, должна быть сущим адом с расплавленными озерами висмута, олова, галлия и всех легкоплавких металлов.

Парлетти оценивает максимальную температуру Дневной стороны в 700 градусов по Фаренгейту[85]. Мы не можем даже и думать об исследованиях там. Человеку никогда не удастся разведать раскаленную Дневную сторону, разве что лишь в специально оборудованных кораблях. Таким образом, по мнению Парлетти, Меркурий — это огромный склад сплавов и чистых металлов.

Но вдруг Тарнэй вскрикнул, и мы тотчас ощутили, как твердая почва под ногами заколебалась. То, что мы считали камнем, оказалось металлом, и этот металл начал плавиться!

Капитан Атвелл поторопил нас к кораблю. Включив кормовые двигатели, мы перелетели на полсотню миль к Ночной стороне. Только что покинутый нами участок медленно сползал вниз, колыхаясь и вздуваясь пузырями. Мы уже были в безопасности, защищаемые слабыми холодными токами воздуха с Ночной стороны. Плато состояло, очевидно, из галлия — металла, плавящегося при температуре ниже кипения воды.