На суше и на море - 1963

«Ну, хорошо, — возражаю я, — но где же будут эти львы? Они дураки, что ли, ждать нас тут два часа, пока вернемся!» — «Ручаюсь, — говорит Гарольд, — будут здесь же! Львы с десяти утра до трех часов дня не имеют привычки бродить!» И верю и не верю, но делать нечего. Возможно, Гарольд прав, ведь целыми днями отряд Сечени бесплодно искал львицу, и может быть, именно сегодня утром им повезло, и они уже притащили в лагерь один экземпляр. Такое совпадение было бы неприятным.

Тут же возвращаемся в лагерь. Едем под палящим солнцем. Оно печет все сильнее, будто хочет восполнить свое утреннее отсутствие. Ровно в двенадцать машина заворачивает в лагерь. Издали видно, что группа Генри дома: их вездеход стоит перед палатками.

Сечени лежит на своей койке. Он настроен неважно. Жалуется на плохое самочувствие, потерю аппетита. Уговаривает меня вернуться и убить львицу. Уступает ее мне, он достаточно перестрелял их за свою жизнь.

По правде сказать, я и не пытался употребить свое красноречие, чтобы убедить Сечени отказаться от проявления такого великодушия. Нет, я постарался по возможности скорее выбраться из палатки, пока он не передумал.

Мы наскоро уплетаем неизменную яичницу. Генри присоединяется к нам, Берецки и Шуллер тоже хотят ехать. Мест в машине достаточно. Основательно нагруженные, мы отправляемся назад. Гарольд был прав. После небольших поисков сворачиваем на прежнюю колею, ведущую нас прямо к львам, все также мирно отдыхающим. Сидят они в том же порядке, то и дело поглядывая на нас. Мы медленно подъезжаем. Останавливаемся в тридцати-сорока шагах от них под молодой зонтичной акацией. Вместе с Генри я выхожу из машины. Осторожно подползаем к дереву. Оно нас совсем не прикрывает, но ружье приставить можно. В моих руках испытанная зброевка, и я очень на нее надеюсь.

При нашем появлении тройка приходит в нервное состояние. Львы встают, обходят кустарник и крадутся в противоположную сторону. Львица все еще в середине. Вдруг она останавливается и оглядывается, смотря прямо на нас. Блестящая, мягкая шкура образует у нее толстую складку на шее. Лучше она даже не могла бы стоять. Мушка наведена ниже левой лопатки. Когда я нажимаю на ускоренный курок, львица, словно по щелканью кнута укротителя в цирке, нехотя подскакивает вверх, мгновение стоит как свеча, будто даже задние ноги оторвались от земли, затем беззвучно падает на правый бок. Длинный, вытянутый хвост судорожно вздрагивает, последнее тихое хрипение, и конец.

Оставшаяся молодая пара, даже не оглядываясь, скрывается в ближайшем кустарнике.

— Стреляйте еще раз, — уговаривает Гарольд, — из машины.

— Не нужно, — отвечаю.

Я уверен, что пуля попала в цель. Большое желтое пятно лежит неподвижно в траве. Из машины выходят все остальные, и мы вместе подходим к зверю. Африканцы предварительно швыряют в львицу камнями. Нужна проверка!

Да, можно себе представить, как высокомерно эти зубы, когти, мощные передние ноги расправляются со своей жертвой. Фотографируем ее с большим энтузиазмом, затем подъезжает машина, и мы грузим зверя. То и дело мы приглядываемся к кустарнику, растущему в ста метрах. Вдруг оставшиеся львы вздумают отомстить? Но ничего не происходит, на один миг молодой лев еще показывает свою голову, но тут же исчезает.

Обратный путь кажется короче. В лагере препараторы сразу взялись за львицу: снимают шкуру, затем вынимают так называемые «кости счастья», входящие в «норму охотника». Это тоненькие косточки длиной в десять-двенадцать сантиметров, имеют форму хоккейной клюшки и расположены между шеей и плечом зверя.

Теперь у нас есть возможность изучить ближе даже львиный хвост. В кости хвоста скрывается коготь, совсем похожий на когти ног, только в несколько рудиментарном состоянии. Он вроде запасного оружия — служит при свирепых семейных стычках. Я с большим почтением смотрю на мощную мускулатуру передних ног и особенно предплечий. Они довольно убедительно иллюстрируют истории о львах, с которыми охотник сталкивается по всей Африке.

Почему льва зовут царем животного мира, когда в Африке водится не один, а несколько видов гораздо более сильных зверей? Ведь лев никогда не нападает на бегемота или буйвола кафра, не говоря уже о слоне!

Несомненно, его вид, поведение и голос отличаются известной величественностью, так что ему действительно ничто не угрожает в его владениях.

Лев вполне сознает свое исключительное положение. Нет другого зверя в Африке, встречающего человека с таким высокомерным спокойствием, как это делает лев. Но как же тогда обстоит дело с его опасностью, с его людоедством?

Здоровый, полный сил, а значит, сытый лев никогда не бывает людоедом.