На суше и на море - 1966

Мохнатый человек стряхнул рукавицей иней, осевший на бровях и ресницах. Круглый нос выдался сильнее, выдвинулся и крутой подбородок. Человек в мехах был очень удивлен. И в самом деле! Из макушки снежного бугра прямо вверх вился дым; к запаху его примешивался еще какой-то очень вкусный душок.

— Не куриной ли это печонкой пахнет? — подумал человек и повертел носом. — Нет, это что-то повкуснее. Он сошел с саней и направился к бугру. Но и тут его ожидало необычное. Вокруг бугра на столбиках, жердях, палках, ветках ели висело множество птичьих тушек. Ободранные и посиневшие, они, казалось, своим видом предостерегали: «Проходи мимо, а то с тобой то же будет». Но путник был не из робких. Он потрогал тушки рукой, понюхал и, увидя, что каждая из них кончается головкой с красными бровями, сказал:

— Куропатки!

Он приблизился к снежному бугру и подивился, обнаружив двери: крылья куропаток были накрепко сшиты друг с другом и плотно закрывали вход. Заглянул внутрь. Там никого не было. Чтобы войти в жилье, надо было снять тяжелую одежду. Но человек, бывавший в разных переделках, сперва решил сходить к саням, взял ружье и топор и только потом, скинув совик, полез внутрь шалаша.

Тут было очень тепло. Пылал очаг. Над огнем варилась пища. Две пары ног куропатки торчали из бурлившего маленького котелка. Вошедший — это был высокий бородатый мужчина — внимательно осмотрелся. Хмурые глаза его не то улыбались, не то затаили страх: а вдруг кто-нибудь поймает его в этой клетушке, как в западне? Но снаружи не доносилось ни звука. Он сел. Из-под щетинистых бровей смотрели черные, как угли, глаза, веселые от любопытства. Наклонился, вынул одну куропатку, варившуюся в котелке, подождал, пока остынет, попробовал на язык.

— Не солоно, — сказал он. — Видно, не люди тут живут и людей не ведают.

Эта мысль заставила его насторожиться. Не лучше ли убраться подобру-поздорову из этого странного жилья? Он хотя и не верил в нечистую силу, но инстинкт подсказывал ему: что-то здесь неладно. Уж не в дом ли подземных жителей попал он? Неужто лопарские старухи правы? Неужто и в самом деле в этих местах живут крошечные люди — чакли? Встреча с ними — смерть для одинокого спутника. Человек обшарил все жилье, чтобы увериться, что в полу нет дыры в подземелье.

Ерзая по полу, он только охал:

— Вот чудо! Вот чудо! Это чудо!

Никаких признаков подземного хода. Он ощупывал либо мягкий, свежий мох, либо пух. Он забрался наконец в ямку, всю наполненную пухом и покрытую пуховым же одеялом. Постель была еще теплой. У другой стенки такая же ямка, доверху набитая пухом, перьями, мхом и покрытая покрывалом из куропаткиных крыльев. Тут было удобно сидеть и лежать. Он посмотрел наверх. Весь потолок и стены были унизаны перьями и крыльями куропаток, совсем черными от копоти. А на тоненькой жердочке, перекинутой под потолком, висели чулки и рукавички из пуха. Тут же сохли какие-то кости и белели птичьи черепа.

Мурашки пробежали по спине путника. Много лет он жил на свете, но отродясь ничего подобного не видывал, ни о чем таком не слыхивал. Волосы его встали дыбом. Из глубин сознания вдруг всплыло суеверное чувство, страх перед неизвестным, он вспомнил, что ему говорили старики охотники.

— Жилье птичьего бога! Бойся! Не к добру! Заест.

Птичий бог! Яйцепузый, весь в пуху, на трехпалых ногах, с птичьим носом и человечьими руками, в которых держит лук и стрелы, ходит задом наперед, смотрит орлиными глазами, все видит, все знает. Это самый жестокий из лопарских богов. Ему не попадайся!

Напялив шапку, схватив ружье и топор в охапку, человек начал пятиться вон из шалаша. Скорее на сани, только бы ноги унести из этаких мест.

В ту же минуту послышались шаги. Писклявый голос что-то кричал. Так и есть, птичий бог… и голос у него тонкий, писклявый, как у чайки.

К шалашу бежали два пушистых человечка на желтых птичьих ножках. Они пищали тоненькими голосами, разговаривая между собой.

Человек был готов пуститься наутек от этих желтоногих боженят, как вдруг из-под пуховых шапочек на него глянули знакомые глаза, и он увидел два румяных детских лица. Не успел он опомниться, как дети с громким криком «Кархо!» бросились к нему.

Тут-то Кархо и понял, что эти дети — Эчай и Олесь, которых он разыскивал всю осень. Он облапил их своими сильными ручищами и так весело и добродушно хохотал и радовался, обнимая, тиская их и заглядывая в глаза, так крепко прижимал к себе, что чуть не задушил. Наконец Кархо опустил их на землю, потом опять подхватил и понес к дому, куда и забрались они все вместе.

Заключение

Кархо увез детей домой, но не в бабушкину вежу, а в новый дом, построенный в поселке при электрической станции. Здесь он работал электромонтером, по своей старой специальности. Он женился на вдовушке Аньке, перевез в новый дом все свои пожитки.