На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

Ремесленники располагаются вдоль дорог, под кроной мангового или сырного дерева. Они раскладывают свои инструменты, материалы, развешивают и ставят свои изделия. Это плетеные кресла, корзины, блюда, подставки, низкие с круглым сиденьем стульца на перекрещенных ножках, искусно сплетенные из стеблей, как вологодское кружево. Похожие на мыльные пузыри, навалены колебасы — сосуды из тыкв, — гладкие и покрытые тонким узором, циновки, пучки лиан, желтые глиняные горшки.

Здесь же, на улице, при выезде из Браззавиля, в нескольких километрах от города, рядом с дорогой работают скульпторы. Они сидят на земле, держа между коленями причудливо изогнутый сук или тяжелое темное полено. Они режут, выдалбливают маску, делают племенные насечки, полируют женскую или мужскую фигуру из дерева, скульптуру животного, птицы.

Искусный мастер старается сохранить древесный рисунок — складки, наплывы, кольца. Все это тут же продается, выставленное на лотки или развешанное на низкие ветки деревьев.

Ремесленники работают целыми семьями. Отец наблюдает, показывает, торгует, торгуется, покрикивает на сыновей, когда они отвлекаются от работы, затевая возню. Но он же и учит: подправит, посмотрит полено, выберет образец, кивнет поощрительно.

Очень красивы изделия из корней. Причудливо изогнутый корень чистят и полируют. Он сам фантазия конголезской природы, ее неповторимое, сложное искусство.

Можно подолгу стоять возле уличных мастерских, глядя на эти изделия кустарей. Они вобрали в себя всю пестроту, самобытность, яркость, полноту жизни, стремительность и величие Конго. В них видишь цветы, цвета, слышишь полные тайны звуки, пение птиц и цикад, бег воды, шум дождя, гул тамтамов, тоскующие мелодии балафонов и бешеную ритмическую скачку палочек ксилофона. Это искусство, которое раскрывает сокровенную сущность народов Африки, их внутренний образ, их чувства, мысли, их ощущение мира. Только Африка, Конго, особое видение могли породить этот стиль, эту смелость красок, фантазию и стремительность изображения. Глядя на рисунки, скульптуры, изделия кустарей, видишь ритмы, чувствуешь пряные африканские запахи, знойный полдень и бархатную ночную тьму. И не случайно, наверное, именно здесь, на стыке двух полушарий, в сердце Черного континента, родилось это дивное, самобытное искусство Браззы.

На берегу Конго

В послеобеденные часы балкон кажется единственным местом, где не так душно и не обволакивает липким горячим воздухом. Он открыт с трех сторон ветерку и окружен цветущими розовыми магнолиями, акациями, изящными пальмами, густыми зелеными манговыми деревьями. Он приподнят над площадью, и все, что происходит на ней, на текущей рядом реке, возле причала, красочной панорамой открывается обозрению.

За круглым столом — глава нашей группы, представители общества конголезско-советской дружбы. Африканцы пришли посоветоваться о делах, о той практической помощи, которую может им оказать московский Дом дружбы с народами зарубежных стран. Художник-африканист Борис Преображенский набрасывает в рабочий альбом портрет конголезца Андрэ. Тот неподвижен, но его темно-коричневые глаза в цвет теплой, бархатной кожи следят за тем, что происходит вокруг.

Если кто-то выходит на балкон, глаза, настораживаясь, темнеют. Подняв фломастер, художник ждет, когда к африканцу вернется его непосредственность. Андрэ улыбается и принимает достойно-торжественный вид…

Мы возвратились из поездки в небольшой городок Кинкалу и, усталые, в ожидании ужина расположились за длинным столом, придвинутым к самым перилам террасы. Густая тропическая тьма дышала теплом. С тихим плеском бежала река. Берег, лежащий напротив, светился гирляндами зеленоватых огней и ярусами квадратных окон. Огни отражались в воде и крались к Браззе. На середине реки течение размывало их, бросало обратно, они исчезали, но снова крались дрожащими световыми дорожками. Вдруг вспыхивал мощный прожектор, выхватывая из темноты плывущую по воде изумрудную зелень. Вода и воздух начинали светиться холодным фосфоресцирующим светом. Как на ладони был виден далекий берег с его громадами мертвенно белых зданий.

Прожектор гас, и тьма становилась гуще. Река казалась провалом. Не видно было даже огней. Потом они опять разгорались.

На ярко освещенной части террасы шла карточная игра. Французы, молодые и пожилые с окладистыми бородками, отсчитывали деньги, передвигая их к середине столов. Женщины в светлых открытых платьях сдавали карты и с деловым вниманием следили за взятками.

Управляющий ресторана, в белой рубашке с бабочкой, озабоченно бегал от стойки бара к столу. Он даже не бегал, он передвигался с поразительной быстротой, выгребая руками, присогнутыми в локтях, и ноги его ходили, как на шарнирах.