Конго в верховьях своих судоходна. Ниже Браззы — пороги, острые, желтые клыки, торчащие из воды. От Враззы к океану проложена железнодорожная ветка, единственная в стране. Вместе с водами Конго к океану устремляются зеленые острова. Это похоже на ледоход в половодье, только вместо льдин плывут сплетенные стеблями листья с метелками бледно-лиловых цветов.
Двери моей комнаты выходят на выстланную плитами пористого известняка площадку, ступеньками спускающуюся к воде. Сухой сезон вступает в свои права, но по ночам еще часто идут дожди. Проснувшись от жгучих москитных укусов, я слышу настойчивый шум дождя. К утру он перестает. Солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь испарения. Густые, напитанные влагой кроны деревьев склонились над Конго, роняя в реку алмазные капли.
С утра на площадку приходит молодой конголезец Базиль, завязывает за спиной тесемки белого фартука, берет скребок и метлу из пальмовых листьев. Он срезает проросшую между плитами траву, сметает с них опавшие розовые цветы, напевая в ритм движения какую-то монотонную песню.
Я выхожу на порог, Базиль широко улыбается, обнажив свои крупные зубы. Он просит оставить открытой дверь: солнце здесь вместо камина. Оно прогревает холодную от кондишена, влажную комнату.
— Вода опять прибыла. — Отставив метлу, Базиль задумчиво смотрит на Конго. — Вчера приходил тот бой. Он ждал вас до самого вечера.
Подростка-боя, о котором говорил Базиль, я встретила под Браззавилем в деревне, упрятавшейся в тени баобабов. Маленькие, крытые шифером домики, заборы из тонких жердей. Посередине, фасадом на площадь, бар. Тягучая магнитофонная запись джаза, а возле деревни, на берегу, как раз напротив затопленной половодьем М’балы, расположился стан рыбаков — сотни пирог, женщины, дети, убогий домашний скарб, палатки, тазы, циновки, костры, котелки, маленькие навесы. Скученность, теснота, едкие запахи, мусор.
Там я и познакомилась с Домиником. Мальчик ходил у пирог, продавая брелоки. Он был очень общителен, прост, толков и понятлив. От него я узнала о рыбаках. На острове их постоянный дом. Мужчины занимаются рыбной ловлей. Женщины выращивают овощи, маниок, зелень, идущую для приправ. Но каждый раз половодье выгоняет их с острова. Они живут так бивуаком месяц и даже больше, а спадет вода — вернутся домой.
Доминик проводил меня до отеля и вот, оказывается, приходил опять.
— Он мне ничего не просил передать?
— Нет, ничего, — улыбнулся Базиль. — Он думал, что вы еще захотите пойти к рыбакам. Собирался показать вам другую дорогу.
Сидя на ступеньках площадки, я люблю смотреть, как мимо проносятся воды Конго. Я не устаю смотреть на этот магический бег. Не устаю смотреть на природу Конго. В ней что-то непостижимое, первобытное — пальмы, деревья с гигантскими кронами, обильные, яркие цветы. Прекрасные, тонкие и прямые женщины с ношей на головах напоминают мне пальмы, обвешанные тяжелыми гроздьями орехов. Кроны цветущих акаций нарядны, как женщины. Все необычно, но подлинно.
Коричневый большеглазый мальчик, орудуя толстым шестом, копается в заводи, заросшей листьями водяного растения. Вонзая свой шест в зеленый ковер, малыш шевелит им, болтает, накручивает на древко стебель за стеблем, с трудом отрывая их от корней. Течение быстро подхватывает растения, и они начинают свой бег к океану.
Намаявшись, он садится на камни.
— Как называются эти растения? — Я тянусь к воде и срываю стебель, усеянный мелкими бледно-лиловыми цветами;.
— Конгоясик, мадам. — Мальчик с ненавистью смотрит на зеленые листья. — Это очень плохое растение.
Он рассказывает, что какой-то миссионер привез сюда семена и бросил в бассейн на своем участке. Вскоре растение разрослось, заполнило весь бассейн. Тогда его начали уничтожать, оно появлялось снова, росло обильно и быстро. Потом семена попали в Конго. Прошло семь лет, и нынче прибрежные воды затянуты плотным зеленым ковром. Я смотрю на воду и вижу, как ковер начинает качаться от набежавших волн идущего мимо пароходика.
Он курсирует между двумя берегами, между двумя городами — Браззой и Лео[15]
— так называет их мальчик. Вот пароходик коснулся бортом причала. По сходням течет лавина людей с корзинами, ведрами, сумками и мешками.Разгрузившись, пароходик заполняется вновь и деловито уплывает обратно к Киншасе.
С утра у переправы бродят безработные парни в пестрых рубашках. Лица их в мелких насечках — знаки племен. За несколько франков они помогут вам поднести чемодан, корзины, посылку. Приходят менялы, хватают за платье прохожих, показывают зажатые в кулаке доллары, египетские и английские фунты, франки и сразу же исчезают, как только завидят полицейского.
Шашлычник на маленьком рыночке перед причалом нанизывает на шампуры кусочки свежего мяса, раздувает угли, и от жаровни струится душистый дымок. Африканцы жуют маленькие батончики белого хлеба. Торговки снимают с голов тазы, корзины, раскладывают бананы, лепешки, овощи.