На суше и на море - 1968

— Слушайте дальше. «Есть тут нефть, золото, ртуть, сера, уголь. От нас, геологов, ждут уже конкретного — точных карт месторождений, подсчета запасов. Это крайне важно еще и потому, что горная промышленность создаст на Камчатке постоянный контингент жителей. Здесь построят города, а на гейзерах — тепличные комбинаты. Не понадобится завозить даже виноград и бананы».

— Пожалуйста, Владислав, не декламируй, — оборвал Нечепорюк. — Дальше Краев скажет, что купальные бассейны надо строить не в Краснодаре, а на Камчатке. Что Север пора благоустраивать…

— А мне, по-честному, даже нравится, что не все еще на земле благоустроено, — вмешался Пестеров. — Чувствуешь нужду в характере, в мускулах. — Матрос с хрустом потянулся и, вероятно, не зная, куда деть силушку, приподнял техника вместе с ящиком. — И плевать мне на бананы и винограды! — Пестерев грохнул широкой ладонью по капу. — Масштабы у нас! В рейс двинуться — от моря до моря, уток бить — полными лодками, рыбу ловить — тысячами центнеров. Вот она, селедочка! Видите, вроде светлячки по воде? Наш кэп здоров на фосфор ловить.

— Как это «на фосфор»?

— На такие вот огоньки. Кошельком охватит — и есть косяк. Сами зальем трюм и других еще позовем.

К сидевшим подошел Амелькот, съежившийся, с запавшими рябыми щеками.

— Холодно! Плохо. Спиртику бы…

— Ишь чего захотел. Да ты разве любишь его? — спросил Пестерев.

— А кто его не любит? — усмехнулся Нечепорюк.

— Да я, — отозвался Пестерев, сплевывая за борт. — По мне пусть хоть завтра закроют все водочные, а заодно и табачные заводы.

— Не по-государственному рассуждаешь, матрос, — возразил Нечепорюк. — От водки и табака большой доход.

— А может, ты не по-государственному рассуждаешь? На черта социализму пьянство и табачная вонь? И вообще, для чего существует водочно-табачная промышленность? Нужна она народу? Вот наш капитан Сазанов. Золотой человек! А бывало, раньше на берег с деньгами вырвется — и нет хорошего человека: остается горький пьяница. После запоя ни на кого глядеть не может, да и на него глядеть больно. Правление собралось уж отправлять его лечиться. Мы командой решили: не давать ему денег до конца путины, разве что на самое нужное. И вот держится уж год целый. А сколько здесь таких, которые сами по себе, без товарищеского глаза. Пьянствуют, пьянствуют, а потом за сердце хватаются, на камчатский климат сваливают. А при чем тут климат, спрашивается?

— Возможно, и с горя пьют, — заметил Нечепорюк.

— Грош цена горю, которое водкой успокоишь, — отрезал матрос. — Этих горемык сколько вон развелось! Как в романах Ремарка, по всякому поводу за рюмку держатся…

Громыхнула дверь рубки. На палубу вышел капитан Сазанов. Поднял голову, вглядываясь в клубящиеся вдали облака.

— Сегодня какое число? — спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Двадцать девятое августа, — ответил Серенко.

— Ладно, — согласился капитан, рассматривая море, по которому рябила легкая зыбь. Чувствовалось, что эта тишина и ленивая зыбь не нравятся ему. — Пахнет штормом.

— Подуй, родной, дай выходной! — потянул носом Пестерев.

— Все дурачишься, Виталий? Ну-ну! — бросил капитан и возвратился в рубку. Остальные посидели еще с полчаса, толкуя о том о сем, но погода сразу изменилась. Посвежело. Надвинулись тучи. Посыпал мелкий снег. Все зашли в рубку.

У штурвала стоял Рублев. Впереди выступала громада мыса Грозного. Рублев, вглядываясь вперед, вдруг прищурился:

— Слева по борту корабль!

— Вижу, — отозвался капитан.

Встречным курсом шло пассажирское судно. Его вытянутый силуэт, белая надстройка, отведенные назад труба и мачты словно висели в тумане.

— Красавец! — Рублев потянул за «ревун», приветствуя корабль.

Раздался ответный гудок.

Еще несколько минут — и корабль, бесшумно скользя по волнам, растаял в тумане.

— Хорошо идет! — повернулся Рублев к капитану и осекся.

Сазанов стоял молча, тоскливо вглядываясь в клубящийся туман, туда, где только что растаял силуэт корабля.

Сазанов жил в Олюторке вот уж пятый год. Из команды сейнера только Рублев помнил его приезд. Сошел с катера мужчина в морском офицерском кителе без погон. В одной руке чемодан, на другой малыш, завернутый в одеяло, а позади, своим ходом, еще двое мальчиков.

«К кому бы?» — недоумевали рыбаки, работавшие поблизости.

— Где тут можно бы остановиться?

Рублеву показалось, что незнакомец обратился к нему.

— Ежели переночевать, то хоть и ко мне, — ответил он, глядя на посиневших от холода ребятишек, и повел приезжих в дом.

По пути офицер рассказал, что недавно демобилизовался и назначен к ним в комбинат капитаном на сейнер.

— Половина-то где? — поинтересовался Рублев.

— Задержалась. Отдыхает на Кавказе, — неохотно ответил приезжий.