На суше и на море - 1976

Шум падающего дерева мог бы нагнать страху и на медведя, но Карл испытывал только сильнейшее напряжение. Он был готов и к отражению удара, и к стремительному отступлению. Затеянная засада была, конечно, забыта.

Некоторое время тайгой владела тишина. Затем лось, опять нарушая логику событий, резко рванулся, направляясь прямо на хищника. Карл, не признававший встреч, инициатором которых не был бы он сам, юркнул в одну сторону, но, поняв, что не успеет скрыться в ближайшей крепи, кинулся в другую. Только и там не нашел укрытия. Он заюлил, прижимая в досаде уши, и тут в прогалине, в каком-нибудь десятке метров, возник лось. Он тотчас же увидел рысь, застывшую в полуобороте, ощетинившуюся, зашипевшую, и тоже остановился. Рогом соперника у него был пропорот бок; множество странных мелких ранок, наверно причинявших жестокие мучения и мешавших животному кормиться, кроваво лохматились на морде. Секунду или две лось стоял как бы опешив, не веря новой своей беде, потом направил темные раковины ушей на скорчившегося внизу хищника и лишь тогда, словно убедившись на слух в реальности происходящего, всхрапнул, вскидывая передние ноги и уже в воздухе метнув их в сторону. Через минуту шум раздвигаемой громадным телом лесной чащи стал стихать вдалеке.

Но еще до этого Карл, приняв небрежный и даже чуть сибаритский вид, мягким шагом направился в противоположную сторону. Он в точности походил на самого себя, каким был с полгода назад. Даже выглядел сытым и, вполне возможно, на время перестал чувствовать голод.

Конечно, это была игра. Но перед кем? Перед одной-единственной синицей, которая, внезапно появившись, вспорхнула, звонко тренькнула и исчезла?

Лишь перейдя вырубку и наткнувшись на гущину ельника, Карл, видимо не улавливая больше лосиного бега, забеспокоился, понюхал зачем-то нетронутый снег и через минуту уже аккуратно ставил лапы в промежутках между отпечатками копытных следов, словно боялся затоптать их. Эта аккуратность была внешним проявлением великой терпеливости, которой вооружился охотник.

Как ни странно, лось, сперва столь похожий на заблудившегося, ударясь в бегство, обнаружил знание местности и пошел не вправо, где оказался бы внутри речной петли, а напрямик, и тем лишил Карла возможности устроить засаду возле завала. Впрочем, хищник, ничуть этим не смущаясь, продолжал преследование, причем вовсе не спешил нагнать лося. Он, казалось, заботился лишь о том, чтобы сохранить определенную дистанцию. По каким-то верным признакам он угадывал, где лось ускорял или замедлял шаги, и делал то же самое. Так он достиг груды искореженных деревьев; вода реки холодно блеснула сбоку и исчезла; впереди была тайга и тайга, беззвучно всасывающая глухой своей зеленью тусклый свет угасающего дня.

Карл нырнул в завал; пробежав по одному стволу, прыгнув на другой, исчез где-то в глубине трущобы и вдруг появился на причудливо искривленной старой коряге, громоздившейся поверх всего этого хлама. Тут он прилег, глянув на открывшуюся сверху местность.

Карл не мог видеть лося, который давно уже скрылся за деревьями, и вообще не надеялся увидеть что-нибудь стоящее. На корягу он забрался единственно из привычной любознательности, как вдруг увидел нечто такое, отчего начал сжиматься, будто врастая в старое корневище.

На доступном для выстрела из дробового ружья расстоянии, то есть метрах в тридцати, прислонясь к дереву, стоял человек. И ружье висело у него поперек груди! Лицо человека было обращено в сторону Карла, он не видел рысь лишь потому, что у него были закрыты глаза.

Броситься очертя голову прочь или попробовать улизнуть потихоньку? Ни на то, ни на другое Карл не решался. Неподвижная фигура охотника в темно-сером ватнике с каждой минутой теряла свою чужеродность среди сумрачных елок и, казалось, уже не таила никакой опасности. Только обращенное к Карлу бледное пятно лица с закрытыми глазами с огромной силой притягивало внимание зверя. Он постарался еще сильнее прижаться к коряге, когда эти глаза начали медленно открываться. К счастью, человек глянул себе под ноги.

— О-ох, — вздохнул он, с трудом отталкиваясь спиной от дерева. — Давай, Володька, иди ж таки… — и заковылял, едва волоча ноги.

Не скоро рысь осмелилась выбраться из завала и приблизиться к следам лося, от которых, увы, мало чего осталось: они пропали под следами стоптанных сапог. Зверь, конечно, не мог знать, что человек давно преследует раненого лося — не один день. Впрочем, явный признак этого преследования — крайняя усталость охотника — не ускользнул от внимания зверя и, возможно, придал ему смелости: с полчаса промаявшись на месте, Карл тихо поднялся и, ступая будто на цыпочках, пошел по следам. Это был уже не зверь-добытчик, не гордый хищник, а существо, которое может надеяться только на милостыню.